Е. Мешаненкова - Муслим Магомаев. Биография

В 1997 году именами Муслима Магомаева и Тамары Синявской были названы две малые планеты Солнечной системы. На вручении свидетельств о присвоении планетам их имен Магомаев пошутил: «На своей планете клочка земли не имеем, а в космосе аж две планеты, хоть и малые. Скажите только, как туда добраться».

Самоконтроль, самооценка для художника и человека должны стать его второй натурой. Не надо по поводу и без повода тушеваться, уничижать себя. Но и не надо впадать в крайность: когда меня называют великим певцом, я морщусь. И внешне, и внутренне. Зачем сотрясать воздух? Мне жаль тех, кто верит таким лукавым, суетным комплиментам.

Магомаев был не просто популярен – он был безумно знаменит, без преувеличения можно сказать, что он был кумиром миллионов. И среди его почитателей были не только рядовые советские и иностранные граждане, но и лица самого высокого ранга.

Во время визита в Баку иранской шахини Фарах Пехлеви в ее честь был устроен торжественный прием, где, само собой, присутствовал и Магомаев. Его попросили спеть, он сел за рояль, исполнил несколько песен, и к числу его многочисленных поклонников добавилась и шахиня. Их познакомили, и по просьбе высокой гостьи, которая к тому же была еще и необыкновенно красивой женщиной, Магомаев с удовольствием пел еще полчаса. Обычно он не любил петь для развлечения важных персон, но одно дело – надутый чиновник, а другое – сказочная восточная королева, да еще к тому же его соотечественница. Да, прекрасная Фарах, третья жена иранского шаха и первая из его жен коронованная императрица Ирана, была азербайджанкой, и это не могло не придать ей дополнительного очарования в глазах Муслима Магомаева.

Шахиня уехала, но вскоре из Ирана пришло официальное приглашение, где Магомаеву предлагали принять участие в праздновании годовщины коронации иранского шаха. Конечно, он согласился, он всегда любил зарубежные гастроли. Впрочем, вопрос о том, чтобы отказаться, даже не стоял – приглашение было прислано лично от шаха с шахиней, и отказ стал бы личным оскорблением. Но перед отъездом Магомаева предупредили, что почти весь гонорар он обязан будет отдать государству, и неважно, вручат ему деньги официально или дадут лично в качестве подарка.

Оформлял наш выезд Госконцерт СССР, и потому подразумевалось, что гонорар за выступления в Тегеране мы должны были, как тогда полагалось, отдать в государственную казну. Посылали нас вроде бы за «длинным рублем», но без копейки в кармане. В аэропорту с носильщиками пришлось расплачиваться нашей «валютой» – бутылками «Столичной». Носильщики не возражали – за чемоданоношение им давали доллар, а бутылка водки стоила тогда долларов пять.

В Иране его встретили с поистине царским гостеприимством – поселили в роскошном отеле, где абсолютно все от обедов в ресторане до любых покупок оплачивалось из личных средств шаха. Но Магомаев и его аккомпаниатор были люди гордые, поэтому, кроме еды, на завтрак ничего за счет шаха не брали, изображая, что у них и так все есть.

На приеме Муслим спел несколько песен, познакомился с шахом и был искренне поражен, насколько у них там все современное и своеобразное – восточная роскошь вперемешку с европейскими костюмами и модной американской музыкой. Позже оказалось, что во дворце, где его принимали, никто из советских граждан прежде не бывал, даже Косыгина (Председателя Совета Министров СССР) принимали не там, а в специальном дворце для официальных приемов.

Шахиня Фарах познакомила Магомаева с шахом, который оказался большим поклонником академического пения, а потом со своей сестрой, возглавлявшей национальное телевидение. После чего Магомаев выступил еще и на телевидении. А вот от денег отказался – когда ему вручили толстый конверт, он ответил, что у них на Кавказе не принято брать деньги в гостях. В Госконцерте, узнав об этом, пришли в ярость, но сделать, конечно, уже ничего не могли. Вместо денег Муслиму вручили от шаха подарок – часы, ковер и шкатулку с золотом и именной надписью, которые у него чуть не отобрали на таможне.

Проверявшая наш багаж плотного телосложения дама, узнав меня, сказала: «А-а-а, Магомаев прилетел. Ну, показывайте, что у вас в чемодане. – А там у меня был сложен ковер, лежала шкатулка. – Ковер не разрешается ввозить. И шкатулка не оформлена декларацией». – «Насколько я понимаю, в декларацию вносят то, что вывозят, чтобы при возвращении было видно, что ты за границей ничего не продал. Я же все это ввожу, а не вывожу, делаю свою страну богаче. Это все – подарки шаха. Вон за вами в зале стоит советник иранского посольства, я сейчас все отдам ему и пусть он отправляет шаху назад все его подарки…» Таможенница, озадаченная, пошла за старшим по смене. Он пришел, увидел меня, узнал: «Ладно, проходите…»

Приглашали Магомаева потом в Иран и еще раз, через год, но его уже не пустили. Почему – он так и не узнал. То ли Госконцерт не простил ему отказа от гонорара, то ли дело было просто в приближающемся правительственном концерте – а вдруг Брежнев захочет услышать Магомаева, а его не будет. Ну а через пять лет в Иране произошла революция, шаха не стало, а прекрасная Фарах перебралась в США, где и живет по сей день…

Кстати, в Соединенных Штатах Магомаев, конечно, тоже бывал – первым из советских эстрадных артистов был отправлен туда на гастроли все тем же Госконцертом, который на этом, как обычно, хорошо заработал. С ним был небольшой ансамбль из четырех человек, а также Владимир Винокур в качестве ведущего программы. Ездили они по большим городам с сильными русскими диаспорами – Нью-Йорку, Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелесу.

Залы были набиты битком. Как обычно, наши соотечественники за границей страдали от ностальгии, поэтому желающих посетить концерт советских артистов было предостаточно. А уж уезжал Магомаев от них вообще кумиром, не менее, а может, и более любимым, чем на родине.

Эмигрантов ведь в Советском Союзе считали практически предателями и уж точно врагами социализма, советского строя и самого СССР, поэтому всем, кто ехал за границу, давалось строгое указание не контактировать с этими изменниками, а если придется все же встретиться и пообщаться, надо было всем своим видом выказывать презрение. А Магомаев вышел на сцену и заявил: «Здравствуйте, дорогие друзья…» Публика рыдала неподдельными слезами, настолько многие расчувствовались от такого приветствия.

Концерты прошли прекрасно, впрочем, Магомаев всегда говорил, что за границей ему даже легче выступать, чем дома, – нет такого груза ответственности. Вышел, спел, и все рады. А в Москве вышел, спел, а потом кто-нибудь обязательно скажет «вот на прошлом концерте вы эту песню лучше исполнили» – и получается вечное выматывающее соревнование с самим собой.

Читать дальше