Владимир Владмели - Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина

М. Лунина с двумя товарищами повезли в Читу. Впервые после ареста они были вместе. Друзья радовались этому, как дети, и цепи ничуть не уменьшали их радость. Они жадно расспрашивали друг друга и наслаждались каждой минутой общения. Полтора месяца дороги не показались им ни долгими, ни утомительными.

Разместили их в Читинском остроге, среди близких по духу людей. Переносить наказание в такой обстановке им было гораздо легче, чем в тюрьме. К тому же и работой их не очень обременяли. Оставалось много свободного времени, и декабристы, обсуждая свое положение, не раз говорили о побеге. Особенно горячо эту мысль развивал Лунин. Он убеждал друзей, что добиваться свободы нужно любыми способами. Слова Михаила Сергеевича как обычно не расходились с делом. Он достал себе компас, приучал себя к самой умеренной пище, запасся деньгами. Ему удалось организовать небольшой отряд единомышленников. Но, тщательно обдумав положение, они все-таки не стали рисковать. Остановили их не караулы, и не бескрайняя голодная даль. Нет. Им случалось использовать и меньшие шансы. Сдерживало декабристов сознание, что здесь останутся друзья и их жены. После побега усилится надзор, введут дополнительные ограничения и ответственность за всё это ляжет на бежавших.

Вскоре в Петровском заводе закончилось строительство специальной тюрьмы, в которой предполагалось объединить всех мятежников. Она находилась в 700 верстах от Читы, и заключенные должны были идти туда двумя большими партиями. Лишь некоторым декабристам, имевшим боевые ранения, Николай I разрешил ехать в возках, приобретенных за свой счет. Лунин воспользовался разрешением, купил закрытую повозку и большую часть пути не выходил из нее.

Буряты, сопровождавшие декабристов, были крайне заинтригованы поведением этого высокого сильного незнакомца, который, наверно, мог бы обойтись и без помощи экипажа. Как только отряд останавливался, буряты окружали его повозку, надеясь увидеть таинственного человека, которого они считали главным преступником. Но чаще всего занавески были задернуты и ожидание оказывалось безрезультатным. Лишь однажды Лунин вышел и спросил бурят, что им надо. Переводчик от их имени объявил, что они хотят его видеть и узнать, за что он сослан.

– Знаете ли вы вашего тайшу? (Тайша – вождь племени) – спросил Михаил Сергеевич.

– Знаем.

– Знаете ли вы тайшу, который над вашим тайшой и может сделать ему угей (конец)?

– Знаем.

– Ну, так знайте, что я хотел сделать угей его власти, за это и сослан.

– О! О! – раздалось во всей толпе. И с низкими поклонами, медленно пятясь назад, буряты удались от повозки.

Этот случай развлек Лунина. Он стал выходить к друзьям и если им удавалось разговорить его, они узнавали много нового о фаворитах царя, которые были товарищами Лунина по службе.

– Мы с любопытством слушали его рассказы о закулисных событиях прошедшего царствования, – писал Розен, – и его суждения о деятелях того времени, поставленных на незаслуженные пьедесталы.

46 дней продолжалось путешествие из одной тюрьмы в другую и, наконец, все разместились в новой Бастилии. Там было сыро и мрачно. Из-за отсутствия окон даже днем приходилось зажигать свечи, чтобы читать. Но Лунин спокойно относился к неудобствам своего существования. Главным для него была возможность заниматься самообразованием. Он воспользовался для этого книгами и журналами, которые выписывали жены декабристов.

В свободное от каторжных работ время он стал изучать всеобщую историю. Особенно его интересовала история России и те процессы, которые привели к восстанию 14 декабря. Путем тщательного анализа он пытался установить, что мешало довести это восстание до победного конца. Он много думал “о выгодах своей родины”, но вспоминалась ему иногда и собственная жизнь. Правда, теперь она казалась Лунину бессмысленным метанием из одной крайности в другую, а дуэли – никому не нужной бравадой.

Однако поединок, к которому он готовился последние годы, был необходим не только ему. Он как воздух нужен новому поколению сынов России. Они должны знать правду о битве на Сенатской площади, иначе официальная пропаганда оболванит их. Они обязаны продолжить битву. И ради них он вновь станет к барьеру. Конечно, сражение будет неравным, но его соперник – Российское самодержавие – не победит. Лунин окажется крепким орешком, а скандальная известность его буйной молодости придется как раз кстати: ведь произведения бретера, ставшего политическим преступником, заинтересуют всех.

XI

В 1835 г. Михаила Сергеевича освободили от каторжных работ и отправили в селение Урик, в 18 верстах от Иркутска. Там он построил себе дом и стал возделывать участок, но главным его занятием оставалось изучение истории и философии. Он собрал библиотеку, в которой были книги по самым различным отраслям знания. И отсюда, из глухого сибирского селения, М. Лунин начал уже разрешенную ему переписку с сестрой.

Письма его лишь по форме были эпистолярными посланиями, по сути же они представляли собой публицистические заметки и критические статьи на самые злободневные темы. В статье “Рабы" он касался человеческих взаимоотношений, в статье “Поляки” – конфликта России и Польши, а во многих других письмах-статьях затрагивал проблему происхождения государственности в России. Он впервые в исторической литературе указал на истоки варяжской легенды.

– Славяне, призывая авантюриста Рюрика и его шайку, имели в виду защиту своих границ от воинственных соседей и кочующих орд, бродивших в то время по Европе, – писал он, – многие народы прибегали к этому средству, которое всегда имело роковые последствия для свободы страны.

Продолжая развивать свои идеи, Лунин не оставил камня на камне от теории официальной народности, основную роль в которой играли самодержавие и православие. Ни то, ни другое, по мнению Михаила Сергеевича, никак не отражало действительности. Наоборот, на всех этапах истории России князья, а затем цари играли отрицательную роль и в критические моменты только народ спасал свое государство.

Письма Лунина проходили целый ряд цензурных барьеров и чиновники, перлюстрировавшие их, читали послания декабриста с большим интересом, чем запрещенные книги, а иногда “любопытства ради” делали копии и давали их своим друзьям. Именно на это и рассчитывал Михаил Сергеевич.

В Третьем отделении быстро поняли его тактику и шеф жандармов принял ответные меры. Он переслал Е. Уваровой наиболее агрессивное письмо брата, “из коего ее превосходительство изволит усмотреть сколь мало он исправился в отношении образа мыслей”. Бенкендорф был уверен, что сестра скорее сможет удержать декабриста, чем полицейские угрозы и административные запреты.