Бэри Ковард - Оливер Кромвель

Терпимость Кромвеля, с современной точки зрения, была ограниченной. Тем не менее, необходимо отметить, что он готов был допустить гораздо большее разнообразие религиозных форм, чем любое другое правительство Англии XVII века до или после него. Для пресвитерианцев, индепендентов и баптистов, которые жестоко преследовались с 1660 года, кромвелевская Англия была раем религиозной свободы. «Если люди признают баптизм, или придерживаются просто индепендентских взглядов или пресвитерианских мнений, именем Бога поддержите их… в использовании предоставленной им свободы и оставьте их с собственной совестью», — сказал он парламенту в сентябре 1656 года в речи, которая дает одно из самых четких его религиозных определений:

«Так как… несомненно это все представляет особый интерес, хотя и оспаривается. [Это люди], которые верят в Иисуса Христа… люди, которые верят в прощение грехов ценой крови Христа и в свободное оправдание ценой крови Христа, и живут божьей милостью, — это люди, которые уверены в том, что они также являются частью Иисуса Христа как зеница ока его».

Затем, подчеркивая, что его главной заботой была внутренняя вера, а не внешние формы церковного управления, он добавил, что это включает «всех, кто имеет такую веру, дайте его форме быть, какой она хочет, если это будет мирно идти без ущерба для других, имеющих иную форму» [217] Abbott, vol. III, pp. 271-2. .

Кроме того, желание Кромвеля расширить религиозную свободу не только отличало его от других правителей Британии в XVII веке, но также ставило его особняком среди многих современников. Еще с конца XVI века за дело религиозной реформации выступало меньшинство. Религиозные пуритане были крикливыми в конце XVI века и в начале XVII века в Англии, но всегда составляли крошечное меньшинство. Кроме того, вероятно, что в течение 40 —50-х годов, многие пуританские дворяне, которые когда-то разделяли надежды Кромвеля на возможность проведения религиозной реформации, отказались от этого дела, так как оно стало отождествляться с армейским мятежом, цареубийством и угрозами перевернуть мир вверх дном. Интересным Кромвеля делает то (и в то же время помогает объяснить будущий ход его карьеры и огромные политические трудности, с которыми он столкнулся будучи протектором), что он, в отличие от многих других, не отшатнулся от религиозной реформации. Наоборот, в 50-е годы его преданность ей, казалось, становилась все больше и больше.

То, что Кромвель не отказался от религиозной реформации, является сильнейшим аргументом против тех, кто обвиняет его в самовозвеличивании. Почему тогда он не взял курс, который позволил бы ему нестись по направлению к верховной власти при восторженной поддержке политически могущественными парламентскими классами страны? Частично это можно объяснить его военным опытом 1642–1646, 1648 и 1649–1651 годов, одним из главных результатов которого стало его отдаление от тех, кто не сражался и кто не разделял чувство братства по оружию, спаявшее армию «Нового образца» во время кампаний в Англии, Ирландии и Шотландии. Военные впечатления Кромвеля оказывали большое влияние на его мысли и действия всю жизнь. Это жизненно важное влияние усиливалось ощущением особой божественной миссии, возложенной на него и армию во имя религиозной реформации. Чтобы объяснить это, он проводил библейские параллели, которые часто использовались протестантами в Англии для сравнения их борьбы против католицизма, равнодушного и безнравственного, с борьбой израильтян против египетского рабства. Для религиозных протестантов, таких как Кромвель, история об израильтянах из Ветхого Завета имела мощную притягательную силу, и они наизусть знали ее подробности: как свершилось чудесное бегство, руководимое Моисеем; как Красное море расступилось, чтобы открыть им путь в пустынную, дикую местность, где они блуждали сорок лет до того, как они успешно преодолели своих врагов в битве при Иерихоне, и, наконец, поселились в Ханаане, на земле обетованной. Но, как указывается в библейской истории, это стало возможным после того, как израильтяне в пустыне искупили свои грехи и заслужили божье благословение. Кромвель открыто сослался на это в своей речи к парламенту в сентябре 1654 года, которая была произнесена после проповеди, в которой членам парламента рассказали о людях, вышедших из Египта на землю обетованную в Ханаан. Из-за неверия, роптания, жалоб и других прегрешений, которыми был рассержен Бог, они были вынуждены провести много лет в пустыне до того как они пришли к месту успокоения». Дальнейшие его слова показывают, что для него это было иносказанием того, что произошло с Англией и с ним самим: «Мы так продвинулись благодаря божьей милости, — сказал он. — Перед нами дело, достойное внимания, а мы впадаем в горе; но, как я сказал раньше, дверь для надежды открыта». Кромвель живописал, как Англия сбросила рабские цепи Карла I и архиепископа Лода, пересекла «Красное море» гражданской войны и цареубийства, и теперь англичане находились в пустыне. Бог помог им одержать великие победы над врагами. Самая главная проблема, с которой столкнулся Кромвель в первые дни протектората, заключалась в том, позволит ли им Бог идти дальше на обетованную землю? В 1654 году (и позже, как мы увидим) для Кромвеля ответ был очевиден: только если англичане, как израильтяне, искупят свои грехи, проявят себя нравственно безупречными и заслужат божье благословение. Когда он выступал на открытии первого парламента протектората в сентябре 1654 года, он предупредил: «Вы еще не вошли (в дверь надежды), но если благословение Господа и Его присутствие будут сопровождать управление делами на этом собрании, вам будет дана возможность закончить Его деяния и сделать народ счастливым» [218] Abbott, vol. III, p. 442. . Этот оптимизм позволил Кромвелю, с позиции провиденческого толкования недавней истории Англии, считать, что парламент разделит его намерение установить республику с торжествующей социальной справедливостью, обновленную в религиозном и нравственном отношении.

В. Эббот характеризовал установление протектората как «новой и полновластной диктатуры» [219] Abbot, vol. III, p. 184. . Любая подобная этой попытка подогнать Кромвеля под стереотип военного диктатора в конечном счете оказывалась неубедительной. «Хотя разрыв Кромвеля с конституционно правоверными политическими индепендентами в 1648 году был окончательным, он тем не менее остался привязанным ко многим аспектам их политической программы и, казалось, никогда не отказывался от надежды на возврат однажды на дорогу конституционной порядочности, обеспечив избрание регулярных свободных парламентов. Его оптимизм по поводу того, что парламент протектората, собравшийся в сентябре 1654 года, будет одним из многих, по крайней мере частично основан на чувстве веры, ощущаемой им, как человеком, который сражался в 40-х годах за парламентские свободы. Ему должно быть показалось, что «Орудие управления» нашло способ исключить не только возможность произвольного и неограченного правления одного человека, но также исключительной власти парламента, избранного ли как «охвостье», или назначенного как Бербонский парламент. Новая конституция, как он доказывал в январе 1655 года при роспуске первого парламента протектората, была «наиболее подходящей, чтобы избежать крайностей монархии, с одной стороны, и демократии, с другой стороны, и все же «dominium in gratia» еще не найден», то есть тип конституции «Пятого монархиста», по которой несколько избранных объявляются правителями в качестве временного правительства, до тех пор пока царь Иисус не вернется на землю [220] Abbott, vol. III, p. 587. . Вероятно, Кромвель приветствовал свой первый избранный парламент в 1654 году как средство воскрешения «средней группы», политических индепендентских стратегий, сочетающих реформацию и согласие. Первая часть этой главы исследует основные причины, из-за которых это оказалось невозможным и почему первый парламент протектората Кромвеля стал для него полным бедствием.