Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

Я уже упоминал о том, что после окончания артиллерийского училища Сеня Фиранер получил назначение в Ленинград. Он, в звании лейтенанта, работал на действующем полигоне, в общем-то, в месте не абсолютно безопасном — там проходили боевые испытания новейших артиллерийских систем. Ему, в отличие от меня, сразу же дали комнату в большой коммунальной квартире. Вроде все нормально — служи и расти. Но Сеня решил и, наверно, правильно решил организовать себе запасной жизненный путь — он поступает на исторический факультет заочного отделения Педагогического института. В это время мы с ним довольно часто встречались — ведь оба еще были холостяками, а шлейф наших отношений тянулся издалека и издавна. Телефонов у нас тогда не было, мы приходили друг к другу, но не всегда заставали дома. Вспомнилась одна наша встреча, случайная встреча, лоб в лоб, на улице, кажется, на Садовой. Меня удивил его явно встревоженный вид и еще больше удивили слова: “Юрка! А ты говоришь, Бога нет, но ведь во всем мире есть только один человек, который может мне сейчас помочь, этот человек — ты, и ты же идешь мне навстречу!” Оказывается, он шел на экзамен по французскому языку, которым, по его словам, последний раз занимался еще вместе со мной, в седьмом классе — это все, конечно, для красного словца. Но хочет он, ни много, ни мало, чтобы я пошел и сдал этот экзамен вместо него. Я опешил, но, честно говоря, меня больше смутила не столько моральная сторона этой авантюры, сколько ее выполнимость. “Во-первых, я тоже уже несколько лет не держал в руках французские книги — меня сейчас больше интересует английский, а, во-вторых, мы с тобой совсем непохожие люди и я хоть и офицер, но только лишь запаса”. “Смотри, вот направление на экзамен, здесь нет моей фотографии, а экзамен должен состояться не в институте, а в квартире преподавателя, вот в этом доме” — и он указал на дом, который располагался неподалеку, на противоположной стороне улицы. Преподавателей оказалось двое, и оба — женщины, одна чуть постарше. “Вы знаете, нам неясен уровень вашего французского, какой-то перекос: что-то вы умеете блестяще, а что-то вы вообще не знаете. Мы это связываем с вашим офицерским статусом. Ставим вам четверку”.

В середине лета 1949 я в очередной раз приехал в ЛИАП и, конечно, зашел в общежитие. И тут я случайно встречаю Сашу Фуксмана. Саша продолжал жить в общежитии, несмотря на то, что все наши выпускники разъехались полгода назад. Он, конечно, занимался поиском жилья, и я думаю, что упорно и серьезно, но решиться на какой либо вариант он был не в состоянии. Комендант общежития, Лев Васильевич Зверев, много раз назначал ему последний срок, но выгнать его прямо на улицу пока не решался. Вероятнее всего, он бы его терпел до конца августа, когда должно было начаться заселение общежития старыми и новыми студентами. Времени оставалось совсем немного. Я почему-то думал недолго. “Если ты не возражаешь, я попробую поговорить со своими хозяйками. Вот тебе мой адрес, приезжай завтра”. Я рассказал Кате и Прасковье Ивановне, кто такой Саша, он их заинтересовал, для повышения этого интереса я предложил увеличенную оплату за комнату, 300 рублей. Лев Васильевич вздохнул свободно — Фуксман съехал.

Мне кажется понятным, почему я пригласил Сашу разделить со мной проживание в одной комнате. Даже ценой некоторого ущемления холостяцкой свободы. Первым делом Саша повесил свои часы. Эти часы — простые довоенные штампованные ходики — Саша сделал многофункциональными: по достижении назначенного времени они включали свет в комнате и радиотрансляцию. Попробуй не проснись. В качестве гири он использовал простой кирпич, вес которого для обеспечения точности хода часов был подобран абсолютно точно. Андрей утверждает, что этот кирпич Саша привез из Ташкента.

Другим Сашиным имуществом, а по важности для Саши, скорее всего, первым, был сундучок. В этом сундучке находился инструмент, весьма тщательно подобранный, и то, что особого названия не имеет. Любой человек назовет это барахлом, но Саша с таким определением никогда не соглашался. Что же там было? Там хранились предметы, которые, в принципе, могут когда-либо и для чего-либо пригодиться. Ну, например, коробки и пробки из-под молока, кусочки кожи, пластмассы, металла и т. п. В дальнейшем, особенно после того, как Саша получил свою комнату, диапазон и масштаб собираемого, да и отношение к нему, достигли угрожающих для жизни размеров.

А дела на работе двигались дальше. Причем и тогда, когда я все воспринимал более эмоционально, и сейчас, по прошествии более пятидесяти лет, с высоты своего опыта и наблюдений за другими молодыми специалистами, я оцениваю свои начальные результаты достаточно положительно. Я установил нормальные отношения с сотрудниками, включился во все текущие работы, освоил новую для меня технику, прочувствовал на практике теорию автоматического регулирования настолько, что в течение года-полутора опубликовал две статьи по этому направлению.

Через пару месяцев после начала работы меня вызвали в ЛИАП и вручили авторское свидетельство на изобретение. Значит, моя оценка дипломного проекта оказалась правильной. Ну, а что дальше? Я не имел ни малейшего представления, что такое внедрение изобретения и как его можно организовать. Мне тогда казалось, что сам Комитет по делам изобретений будет этим заниматься, а изобретатель просто должен получить информацию, где и когда изобретение внедрено. И я стал ждать. Однажды, в какой-то теплой компании, я познакомился с военным летчиком и рассказал ему об идее моего прибора. К моему удивлению, он, после некоторого раздумья, сказал, что, по его представлению, он встречался с похожим прибором на каком-то самолете. Тут я понял, что надо торопиться и написал письмо в Комитет по делам изобретений с просьбой сообщить мне, как обстоят дела с внедрением моего изобретения — это было сверхнаивно. Ответ не пришел до сих пор.

В первый же год моей работы я был послан в командировку в Москву в институт, который разрабатывал автопилот для нашего самолета-снаряда. Я должен был выяснить некоторые характеристики этого автопилота. Это было для меня в каком-то смысле почетно и интересно. В Москве, у Сусанны, я встретился с Соломоном Ицковичем, и мне было лестно, когда тот очень удивился тому, что меня, только что начавшего работать, уже посылают в “серьезную командировку в Москву”. И еще я сделал то, что не мог не сделать — я разыскал в Подмосковье, в Загорске, моего друга Марка Одесского. Он уже был женат, появились новые интересы, но мы оба окунулись в незабываемую юность.

В одной из наших разработок возникла задача определения динамических характеристик реально существующего объекта или, иными словами, определение дифференциального уравнения, описывающего этот объект. Григорий Львович посоветовал мне подумать об использовании для этой цели частотных характеристик объекта 7 . Мне удалось найти достаточно общий подход, который произвел впечатления на специалистов и тут же был опубликован в Трудах НИИ-49 за подписями начальника нашей лаборатории Бориса Афанасьевича Митрофанова, Григория Львовича Рабкина и моей. Уже позже, когда я оказался в Ростове, по инициативе Григория Львовича статья за подписями тех же авторов была опубликована в самом главном теоретическом издании страны по автоматическому управлению, в журнале “Автоматика и Телемеханика” АН СССР.