Альфред Рессел - По дорогам войны

Отец не дождался моего возвращения, он умер в январе 1941 года.

* * *

Первую остановку мы сделали на кладбище. В последний раз я видел отца шесть лет назад. Он был в своей старой коричневой шляпе, с седой бородкой, с палкой в руке, которой пристукивал в такт шагам. Между деревьями и надгробными плитами я увидел могилку и еще издали заметил, что на каменной плите выбит текст в две колонки. Когда я остановился, у меня перехватило дыхание.

Отец умер. И теперь я занял его место на дороге вечности. До вчерашнего дня я был еще его ребенком, пусть уже немолодым, но ребенком. Отец был впереди, а я следовал за ним. Теперь я вышел на передний план и пойду один по непроторенному пути. Я очень любил отца. Пятьдесят лет он без устали крутил колесо токарного станка и умелыми руками придавал дереву волшебные формы. Я всегда смотрел на него с восхищением, с наслаждением вдыхая аромат дерева. Что-то теперь оборвалось, и ничто на свете не возместит это.

Рядом с отцом была похоронена мать. Ее смерть была первой в нашей семье. -Стоя у могил, окаймленных березами, свежие узкие листочки которых покрылись росой и нежно трепетали от утреннего ветерка, сверкая тысячами бликов восходящего солнца, я вспомнил ту печальную весну одиннадцать лет назад, когда мы хоронили маму. Мне все это глубоко врезалось в память. Накануне смерти я нарисовал мамин портрет. Сам не знаю, откуда я брал силы, чтобы, работая над портретом, улыбаться маме, хотя у меня сжималось сердце при виде ее ласкового, бесконечно нежного лица, озаренного всепрощением. Она смотрела на меня удивленным, долгим и затуманенным взглядом, и я догадывался, как далеко витают ее мысли. Нам обоим было известно, что произойдет через несколько часов. Горестнее этого мне ничего не пришлось пережить. Потом она умерла. В тот момент я отчетливо понял, что будет означать для нас то, что мама покинула нас, что я навсегда потерял ее. Память о ней я сохраню до самого последнего своего вздоха.

* * *

На площади, оказавшись в кругу земляков, я почувствовал себя бодрее. Им многое хотелось узнать. Один из них долго молчал, потом медленно и рассудительно спросил:

- Как вы смогли выиграть такую войну... - Я не знал, что именно его интересует, а он с милой улыбкой продолжал: - Ведь все снаряды летят на километр дальше?

Я умолчал истину, а про себя с благодарностью подумал о полковнике Бочеке, который все-таки понял меня...

На пути к Праге

После поездки в Валашске-Мезиржичи я нашел командира корпуса еще в Голешове. За время моего отсутствия произошли значительные столкновения с отступавшим противником у Лукова. Подразделения 1-й бригады заняли Фриштак. Не обошлось без боев и потерь и в 4-й бригаде, продвигавшейся с Гостинских холмов на запад. В то время, когда севернее Голешова еще продолжались бой, части корпуса двигались к Гулину. Им предстояло быстро овладеть Пршеровом, чтобы отрезать нацистам пути отхода через этот важный железнодорожный узел на запад из районов Липника и Границе. Командующий 18-й армией придавал большое значение быстрому взятию Пршерова, он даже обещал наградить за это командира корпуса орденом Суворова I степени. Однако из этого ничего не вышло. Дорогу на Пршеров гитлеровцы перекрыли крупными силами, и во время продвижения подразделения 4-й бригады встретили сильное сопротивление у Рымнице и Количина. Ночью 7 мая разгорелся бой возле деревни Бржест на пршеровском направлении. В результате боя, продолжавшегося целый день, противник овладел деревней и прилегающей к ней местностью. После этой неудачи командующий армией отказался от дальнейших боев за Пршеров и приказал двигаться дальше на запад через Кромержиж и Коетин. Немцы удерживали Бржест до сумерек и оставили его только в ночь на 8 мая.

Казалось, вот-вот придет конец войне, но сколько еще пришлось пролить крови, пока наступил подлинный мир. Чехословацкие воины продолжали погибать, попадая в засады. Их зверски убивали из-за угла. Порой это случалось из-за собственной неосторожности, легкомыслия и недисциплинированности, вследствие самовольных отлучек из части, передвижения в опасных районах на свой страх и риск, несоблюдения элементарных правил охранения. Много наших бойцов полегло на моравской земле. Их хоронили там, где они пали.

Особенно горькими были потери корпуса 6 и 7 мая. На кладбищах в Гулине и Бржесте, у костела в Рымнице, возле башни костела в Количине покоятся те, кто погиб в эти дни. Более 100 человек было ранено. Многие тяжелораненые скончались в больнице в Кромержиже, в том числе и. Марцинко - герой боев за Полом.

Трагедия в Рымнице произошла утром 6 мая из-за невыполнения правил охранения. Две грузовые машины взвода связи 2-го артиллерийского полка нарвались по дороге на засаду. Первую машину нацисты подожгли выстрелом фаустпатрона. Выскакивавших из машины связистов гитлеровцы расстреливали в упор из пулеметов и забрасывали ручными гранатами. В придорожном кювете остались лежать девятнадцать воинов корпуса. Удалось спастись лишь двоим. Один из них, с простреленной печенью, пережил войну. Другого раненого после отступления немцев нашли без сознания местные жители на хлебном поле, куда он заполз. Одного бойца гитлеровцы утащили с собой, а потом бросили замученного возле Свитавеца.

8 мая пришло долгожданное известие о капитуляции немцев. Командир корпуса в это время находился на наблюдательном пункте под Врхославице, а я на своем КП в Стршибрнице, в двух километрах юго-западнее Коетина. Генерал Клапалек подробно рассказал мне потом, что творилось на фронте в последние минуты войны.

- Стояло полное затишье, - говорил он. - Изредка то тут, то там рвались еще снаряды. По лугам шла пехота. Я наблюдал за тем, как наступает 4-я бригада на деревню Скалка. Передовые подразделения бригады постепенно взбирались на лесистый холм близ деревни. Послышалась пулеметная стрельба, стали видны разрывы немецких мин и снарядов. Мое наблюдение неожиданно прервал телефон. Звонил начальник штаба. Мне приказывалось немедленно возвратиться в штаб. Пришла важная шифровка...

В этой шифровке сообщалось, что 7 мая 1945 года немцы подписали в Реймсе акт о капитуляции всех нацистских вооруженных сил. Безоговорочная капитуляция вступила в силу 8 мая в 24.00 среднеевропейского времени.

* * *

Ночью 8 мая 1945 года луна находилась в последней четверти. Ночь стояла темная, беззвездная. Несмотря на все меры предосторожности, люди во тьме натыкались на предметы, так как не было видно ни зги. Я разместился в одном из домов возле шоссе. Было уже поздно, и я готовился как следует отмыться. Бела наносил воды и исчез. В доме никого не было. Вдруг совершенно неожиданно на улице открылась страшная пальба из стрелкового оружия. Раздались разрывы, сотрясая дом. Затем будто налетел ураган. Улицу заполнили шум и крики, ржали лошади, ездовые хлопали кнутами. Все это неслось в темноте куда-то на восток. Перестрелка приближалась, уже стреляли на улицах. А я в это время стоял в костюме Адама в лоханке и обливался водой. "Напали немцы", - мелькнуло сначала в голове. Погасив свет, я начал спешно одеваться, судорожно дергал рубашку, но она хоть лопни не хотела налезать на мокрое тело. Стрельба усиливалась. Я метал гром и молнии на Белу, что он пропал и оставил меня одного в такой серьезной ситуации. Наконец он примчался и, пока я одевался, встал с автоматом у дверей. Я заглянул сквозь щель на улицу. Вдоль линии фронта на ночном небе пылало яркое зарево из тысяч разноцветных ракет. Они вспыхивали, разгорались на мгновение в высшей точке своего полета ослепительным светом и затем исчезали, поглощенные тьмой. Отовсюду доносился треск выстреливаемых ракет, но весь этот шум перекрывался громовым грохотом выстрелов из орудий. Мне стало ясно, что наступил мир.