Альфред Рессел - По дорогам войны

Я с любовью вспоминаю тех, кто пришел нам на помощь. Вспоминаю безвременно ушедшего из жизни полковника Франтишека Махалека, мужественного хорошего летчика, служившего в 311-й авиаэскадрилье в Англии. Этот жизнерадостный, прекрасный человек умел шутить даже в самые тяжелые минуты. С болью вспоминаю своего друга и учителя Карела Минаржа, профессора Академии художеств в Праге. Пятнадцать лет нас связывала любовь к живописи. Благодаря Минаржу я многое увидел в мире другими глазами. Он указал мне путь борьбы, по которому я и моя семья пошли не раздумывая. Нацистские концлагеря подорвали здоровье моего старого друга, и в декабре 1973 года Минаржа не стало. Безвременно скончался и майор Франтишек Редл, мой добрый мудрый наставник. Ушел от нас и несгибаемый борец с фашизмом, мой ближайший соратник по подполью Франта Ироут. Совсем молодыми погибли Мартин Враблец и Юрай Мигота - это они провели нас через границу в Словакию. Парализован Ян Чернак, переносивший Милана через словацкую границу. Я радуюсь, получая изредка письма от Франты Ягоша из Вельки. Значит, мы еще живы...

Окончилось одно путешествие, начиналось другое...

II. В милую Францию

Vive la France!

В двадцать часов 27 января 1940 года мы отправились из Белграда в дальний путь. Наш путь лежал в милую Францию - на поле боя. В войне никто себе маршрут не выбирает, ибо война - не турпоход. Вместе со мной отправились сорок пять военнообязанных молодых людей, жаждущих боя с нацистскими оккупантами.

В три часа ночи мы приехали в Чуприю и были приятно удивлены: несмотря на позднее время, нас встречало много чешских поселенцев. Они завалили нас свертками с продуктами, а Милена Шульцова, член местной организации "Сокола", передала мне письмо, адресованное всем нам. "Мы пришли сюда, чтобы приветствовать вас в братской Югославии, - писала она, - и проститься с вами. Кто знает, что ждет и нас. Может, и нам вскоре придется отправиться вслед за вами. Мы желаем вам счастливого пути. Передайте привет всем нашим землякам во Франции". Это было очень трогательно.

За Скопье, не доезжая Велеса, сошел с рельсов товарный состав с крупным рогатым скотом. Разбитые железнодорожные вагоны вместе с грузом утонули в водах разлившегося Вардара. "Этих коров везли в Германию, сказали мне железнодорожники, - так что не жалко".

С гостеприимной Югославией мы простились на станции Гевгелия. К вечеру мы уже были в Салониках, а утром после семи продолжали свой путь по Греции вдоль Родопских гор на севере страны через города Паранестион, Ксанти, Александруполис. После станции Питион мы оказались в европейской части Турции. На западе опускался к горизонту красный шар солнца. Плоские домишки карабкались по крутым и голым склонам гор, а над ними грозно поднимались снежные вершины. Стройные кипарисы и несколько мечетей, напоминавших о былой турецкой славе, постепенно погружались в тень гор и в желто-коричневых лучах заката создавали нежно-мечтательный образ этого края.

После целого дня пути вдоль прохладного побережья Мраморного моря мы около восьми вечера прибыли в Стамбул. У нас было два дня на осмотр прежнего византийского великолепия. Утром 31 января мы на пароходе переплыли из Стамбула через Босфор на азиатскую сторону города, в Хайдарпашу, и пустились в дальний путь - по железной дороге в Бейрут.

Бесконечная нагорная равнина за Эскишехиром была пустынной. Оголенные скалы и заснеженные вершины гор розовели в лучах заходящего солнца. За Анкарой все вокруг было белым-бело, окна замерзли. Утром солнце осветило длинные гребни скалистых гор. Мы были на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, а над нами возвышались горы еще выше. Железнодорожные станции попадались через пятьдесят километров. На широкой заснеженной равнине наконец показалось первое человеческое жилье - убогие халупы, а вокруг пустыня - бесконечная, безотрадная, без единого деревца. У меня мороз пробежал по коже при мысли очутиться тут один на один с природой.

Потом наш путь лежал через мощное плоскогорье Антитавр, расположенное на высоте более трех тысяч метров. Над нами в тумане терялись вершины пиков, под нами горы обрывались в такие глубокие пропасти, что дух захватывало. Около полудня все эти мрачные красоты остались позади, и мы оказались в сияющем крае, напоминающем библейский пейзаж. Все переменилось! Как но мановению волшебной палочки! Мы были в приморской Адане. Мимо нас неторопливо прошагал караван верблюдов, на деревьях зрели апельсины. Вдали в просветах мелькало море.

В двадцать часов мы подъехали к станции сирийской метрополии Халеб на мандатной территории Франции. Почтение к французскому флагу требовало отдать ему честь. Это была первая наша встреча с представителями союзной страны, которая хотя и подписала Мюнхенское соглашение, но все-таки находилась в состоянии войны с Гитлером. Я приказал всем построиться на платформе. После краткого вступительного слова я трижды воскликнул: "Да здравствует Франция!" И чуть не сгорел от стыда. Французские офицеры, держа руки в карманах, а сигареты - в уголках рта, откровенно забавлялись, глядя на наш ритуал. Ни тени уважения к офицеру союзнической армии! Они не снизошли даже до того, чтобы достойным образом ответить на приветствие. Я ушел в вагон подавленным. Что они думают о нас? Именно тогда у меня зародились сомнения относительно Франции. Постепенно пелена быстро стала спадать с моих глаз.

В полночь мы выехали в Хомс. Оттуда небольшой состав повез нас по долине реки Оронт вверх, в направлении высочайших вершин. Около шести утра я проснулся и увидел, что мы ехали по каменистой желто-коричневой пустыне. На склонах гор белели домики. Около восьми утра в Баальбеке мы лицезрели развалины античной колоннады ассирийского храма Гелиополиса, где, по преданию, находилась колыбель человечества. Пустыня отступила, стали попадаться первые фруктовые деревья. В Рияке, в долине, мы душой и телом ощутили весну. Виноградную лозу здесь низко пригибают к земле, и она змейкой вьется по винограднику. Женщины носят воду на голове, в сосудах, напоминающих амфоры. Мужчины ходят в длинных белых рубахах, ниспадающих до щиколоток. Голову они повязывают белым платком, перетянутым двумя черными шнурами. Слева в южном направлении протянулся горный массив Антиливан высотой 2659 метров, справа нас сопровождал еще более высокий и столь же пустынный горный хребет Ливан с белой шапкой вечных снегов.

От станции Идитах-Хтаурах, где кончается железная дорога, мы с большим трудом поднялись по зубчатой тропе к горной границе Ливана. Отсюда нам открылся великолепный вид на Бейрут и море. Мы стояли на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Вокруг нас лежал снег, глубоко внизу город утопал в цвету, а вдали голубело море.