Роман Днепровский - Мемуары

И я перестал приезжать на дачу. И не приехал даже в прошлом году, когда случилось... случилось то, что случилось. Поэтому, в последний раз я увидел маму только тогда, когда мы её хоронили.

А на дачу - впервые за несколько лет - я приехал на прошлой неделе. Теперь на месте дома - лишь обгорелая, сиротливо вздымающая в небо трубу печь с камином, возле которого так хорошо было сидеть когда-то. Ничего не осталось от далёкого дачного детства...

...Началось всё - конечно же! - ещё в школе, классе во втором. Надо заметить, что мой родной город не так стар, как, предположим, Москва или моя любимая Прага - но три с половиной столетия собственной истории в анамнезе числит (вот, в аккурат, следующим летом и 350-летие отмечать будем, если власти нас не обманут). Ну, а мне - повезло необычайно: я и родился в самом, что ни есть, историческом центре Иркутска, и всю жизнь прожил здесь - так что, здания старинной постройки окружали меня с детства.

Думаю, не нужно объяснять, как действовали на восьми- девятилетнего мальчишку, взахлёб читавшего приключенческие книги, все эти наши старые проходные дворы, высокие стены, сложенные из уже состарившегося, буро-коричневого кирпича, все эти заложенные дверные и оконные арки, железные лестницы и литые решётки, подслеповатые подвальные окошки, массивные кованые ворота на старых купеческих складах... А как увлекательны были случайно услышанные обрывки рассказов стариков и старух о том, что "...там, где сейчас булочная, до революции была китайская чайная - и служили в ней китайцы с косами. А вот в этом доме, что за углом, департамент полиции был - там всегда н крыльце двое городовых стояли - с саблями...".

Всё это, буквально, сводило с ума, будоражило воображение, заставляло вглядываться пристальнее в силуэты знакомых зданий, пытаться увидеть что-нибудь новое, вернее - старое, старинное, чудом сохранившееся до сегодняшнего дня. И такое "новое-старое" обязательно находилось: кажется, лет семь или восемь мне было, когда я вдруг обнаружил, что в верхней части практически всех окон на центральной улице города торчат какие-то гофрированные куски железа - это были старые жалюзи, поднятые ещё, наверное, в самом начале 1920-х годов - да так с тех пор и не опускавшиеся больше никогда. Но этого мало: на нижней части всех этих жалюзей - там, где они должны были прилегать к подоконникам - имелись замочные скважины со специальными накладками, а на накладках были отлиты фамилии фабрикантов-производителей. Одну такую надпись с фамилией "ВРУШКОВЪ" я помню до сих пор...

Тогда же, в семи- восьмилетнем возрасте, я уже наизусть знал все четырнадцать старинных иркутских домов, на парадных дверях которых сохранялись ещё тогда литые нащельники для почтовых ящиков, украшенные табличкой "ДЛЯ ПИСЕМЪ И ГАЗЕТЪ" (до сего времени в городе уцелел лишь один из них - а в моей коллекции как не было ни одного, так и нет, хотя мечтал я о такой штуке с детства). Наперечёт знал я и все старинные дверные ручки в центральной части города - отлитые из чугуна и латунные - витые, ребристые, цилиндрические, со вставками из цветного стекла, фигурные - помню, одна из них была даже выполнена в виде замысловатого деревянного сучка. А самой богатой на старинные дверные ручки была улица Луговая (ныне "имени марата") - но сейчас и здесь, к сожалению, ничего не осталось...

Отдельно нужно сказать здесь и про старые, дореволюционные журналы и книги моего детства. Журналы в изобилии водились в небольшом сундучке, стоявшем в комнате моего прадеда - сам сундучок был, похоже, каким-то армейским: крашенный в защитный цвет и обшитый по углам жестяными полосами, он не походил ни на какие другие сундуки, которые мне приходилось видеть прежде, но мало того - на его боках была, помню, даже какая-то маркировка, нанесённая трафаретом. Ну, а внутри - внутри лежали настоящие сокровища: журналы "Нива", "Огонёкъ", "Новая Иллюстрацiя", "Художественное Обозренiе", "Северъ", "Вокругъ СвЪта", ещё какой-то "Синiй Журналъ"... Газеты "Биржевыя ВЪдомости", "Сибирь", "Раннее Утро"... Все эти сокровища, с разрешения прадеда, уже с первого класса оказались в моём распоряжении - и, благодаря им, уже в свои семь лет я научился понимать старую, ещё не изуродованную большевицкой "реформой правописания". русскую грамматику: просто, читая слово, я пропускал незнакомую букву - а потом догадывался по смыслу, что здесь написано - ну, а потом уже обратил внимание, что буква "i" пишется исключительно перед гласными, а "Ъ" ставится в конце слова, заканчивающегося на согласную букву...

Ну, а книги... Думаю, кое-кто из иркутян ещё должен помнить отдел антикварной литературы в старом иркутском "Букинисте" - в том, что размещался ещё не на Литвинова (6-й Солдатской), а на Урицкого (Пестеревской), в одной из бывших лавок Пассажа Юцисов. Боже, какие там были книги!... "Исторiя Великой Войны 1812 года", выпущенная к столетию изгнания наполеоновских войск из Россiи, "Великая Реформа 1861 года", ряды Энциклопедии Брокгауза и Ефрона, "Историческiй ВЪстникъ", "ВЪстникъ Европы", "Русская Мысль", что-то ещё... Высочайший полиграфический уровень, обрезы книг - золочёные и имитирующие срез камня, такие же - "каменные" - корочки... Когда тебе семь - восемь лет, ты, конечно же, ещё не готов воспринять всю ту книжную премудрость, что выставлена здесь на полках и витринах - но эстетическую ценность этих книг ты уже оценить способен. И я регулярно приходил сюда - просто, любоваться этими старинными, пахнущими Временем, книгами - а чуть позже, получив в качестве подарка на своё 10-летие от кого-то из родственников десять рублей, пришёл сюда и купил два толстенных фолианта - третий том из собрания сочинений Байрона (1905 год, изд. Брокгауза и Ефрона) и "Исторiю Христiанской Церкви" (1888 г., Сvнодальное изданiе) - каждая из книг обошлась мне ровно в пять рублей, и обе они с того времени стоят на моих полках. Да, цены были...

Но чувствую я, что опять затянул своё предисловие - пора бы уже переходить и к самим руинам и брошенным домам. Кроме того, полагаю, что уже понятно, что эта страсть к старине и старинным предметам, рано или поздно, должна была толкнуть меня на самостоятельный поиск. А вот, собственно, толчком послужила находка моего школьного приятеля Сашки Г.: в подполье своего дома он однажды обнаружил самую настоящую подзорную трубу - почти целую (одного, самого большого колена не хватало в ней), латунную, с гравировкой на французском языке. О том, что надпись выгравирована по-французски, мы определили по последнему слову - "Paris" - это мы были в состоянии понять и в младшей школе - а рядом стояла дата: 1875. Эх, где теперь та подзорная труба?... Спросить бы Сашку - да и Сашки уже нет в живых давно...