Виталий Мельников - Жизнь. Кино

Возня с «научным сотрудником» продолжилась уже под моим руководством. Завидев камеру, Володя тоже стал каменеть и глядеть вдаль. Было что-то роковое в этом эпизоде номер семь! Чтобы не подводить нас с Гришиным, Володя очень старался, но это, пожалуй, было еще ужаснее. Если, например, я просил его оглядеться, он таращил глаза и сгибал руку козырьком, как в матросском танце «яблочко». Володя не смотрел, а изображал «смотрение». «Взгляни-ка, Володя, — просил я тогда, — этот куст вроде походит на птицу?» Вот тогда взгляд у Володи становился

осмысленным, а реакции естественными. Он переставал «изображать», так как делал нечто конкретное и понятное — сравнивал куст с птицей. Так, с помощью наводящих вопросов, больших и малых провокаций мы все-таки продвигались вперед. Появлялся даже азарт, кураж! И сам Володя чувствовал, что с ним что-то происходит. Он вел себя все увереннее, с достоинством и пониманием относясь к своей маленькой роли.

Не стоило бы, наверное, и рассказывать о таких пустяках, но эта первая встреча с «типажом» запомнилась мне и часто помогала потом в работе. В то время каждый в нашей стране постоянно чувствовал себя «под присмотром». Одним казалось, что так и нужно, так и должно быть, другие тяготились этим, замыкались в себе и привычно «делали вид». Делали вид, что счастливы и благополучны, делали вид, что слышат и понимают друг друга, и, главное, делали вид, что лояльны! лояльны! лояльны! Любое отклонение от привычного, дозволенного невольно настораживало уже и нас самих! И возникал некий замкнутый круг, а точнее, всеобщий негласный сговор! «Черна — бела не берите! «Да» и «нет» не говорите!» Объектив камеры, направленный на человека, был уже, сам по себе, неведомой угрозой: а вдруг ты выглядишь не так, как надо? А вдруг ты оговоришься или, не дай бог, проговоришься? Потому, оказавшись перед камерой, каждый, прежде всего, «делал вид» — прятал самого себя. Интеллигентный биолог и не очень грамотный егерь вели себя примерно одинаково. Эта всеобщая человеческая закрытость была тогда главным препятствием для киносъемок. Особенно в неигровом кино. Требовались большие усилия, чтобы эту преграду как-то преодолевать.

Возвращение наших руководителей затягивалось, и нам велено было самостоятельно приступать после человеческой, уже и к «звериной» части эпизода номер семь. Таким образом, весь эпизод был теперь в нашем полном распоряжении! Мы с трепетом взялись за работу. Первый кадр: «полоз поспешно уползает от биолога» мы сняли быстро. Биологини притащили полоза и поместили его в мешок. По моей режиссерской команде, мешок встряхнули и полоз талантливо уполз в тростники. Тут Шнейдеров был прав — убегающий объект снимать легче. Гришин сказал, что неплохо было бы снять дубль. Вот тут и возникли трудности — другого полоза у нас не было, а указаний на замену какой-нибудь другой змеей от Шнейдерова тоже не было. Решили пока отловить впрок несколько разных змей-дублеров, а потом действовать по обстоятельствам. Мешки со змеями Гришин, для надежности, запер у себя в лаборатории. Безвредного ужа он свернул колечком и положил в пустой кассетник. После этого мы с Володей отправились пополнять запасы живности для других кадров.

Однако и на этот раз проявилась зловредная сущность эпизода номер семь. Как только мы уехали, явились классики с женами. Фогельман никогда не оставлял мечты о «плановом отстреле осетров», тайно побуждал Володю к браконьерству и потому сразу же заинтересовался мешками, лежавшими в укромном месте в лаборатории. В мешках шевелилось что-то холодное, скользкое и округлое. «Молодцы, ребята!» — обрадовано крикнул Фогельман и потащил мешки на кухню к поварихе. Прибежали и жены. Фогельман энергично встряхнул первый мешок — на стол, вместо осетров, шлепнулся полоз и две гадюки.

Первой реакции коллектива мы сами не видели, потому что вернулись в заповедник уже вечером. Безлюдная «Камбала» покачивалась в стороне, а трап был снят. Коллектив молча ужинал на берегу у костра, Китаев неумело ставил для жены палатку. Мы присоединились к обществу, еще не понимая, что произошло.

— Почему у вас какие-то змеи? — спросил, наконец, Фогельман.

— Для съемок эпизода номер семь, — ответил я.

— И сколько у вас этих ваших змей?

— Это наши общие змеи! — сказал Гришин. — Даже придется еще немного подловить для дублей, а пока...

Гришин, загибая пальцы, стал считать. Получалось пять. Хотя двух гадюк и полоза следовало считать без вести

пропавшими — то ли они уползли на волю, то ли затаились в недрах «Камбалы». Искать их в темноте как-то не хотелось. Мрачного Шнейдерова пригласил на ночлег директор заповедника. Китаев с женой устроились в палатке, а мы остались дежурить до утра.

Чуть свет, пошарив по судну, мы доложили начальству, что все чисто — гады покинули судно. Китаев со Шнейдеровым не поверили и явились к завтраку: Шнейдеров с винчестером, а Китаев с тростью.

— Все чисто! — еще раз отрапортовали мы.

Шурка уже накрывала к завтраку и вдруг охнула. Крышка кассетника приподнялась и в щели появилась змеиная голова. Про ужа в кассетнике Гришин забыл. Все опять бросились с «Камбалы» на берег.

— Так жить и работать нельзя! — заявил Шнейдеров. — Сразу же после завтрака назначаю производственное совещание!

Никакого опыта в такого рода съемках у «классиков» не было, нехудожественная возня с гадюками и черепахами им казалась унизительной. А между тем, одна за другой, возникали новые проблемы. Живность нужно было где-то содержать и чем-то кормить. Поголовье нужно было еще и восстанавливать, потому что оно разбегалось и дохло.

— Кто у нас еще значится в эпизоде номер семь? — спросил Шнейдеров.

— Кадр шестнадцатый, — прочитал я, — «утка-поганка защищает родное гнездо».

— Гм, а... гнездо у нас есть? — спросил режиссер-постановщик.

— С чего это? — возразил Володя. — Гнезда строят сами поганки!

— Может быть, построить декорацию? — предложил Фогельман. — Да только как должно выглядеть это самое гнездо?

— Просто кучка всякого дерьма, — пояснил Володя.

— Виталий! Уточни! — строго сказал Шнейдеров. — А что у нас еще в том эпизоде?

— «Семейство диких кабанов пробирается через тростники», — прочитал я.

— Этого нам только не хватало! — сказал Китаев.

— Кабаны записаны в эпизоде номер семь, — заметил я.

— Плевать я хотел на эпизод номер семь! — закричал Китаев.

— То есть? — сурово переспросил Шнейдеров. — Мой сценарий — это официальный документ, и вы обязаны его воплощать! Виталий! Учись быть требовательным! — обратился ко мне Шнейдеров.

Даже в такой драматический момент он не забывал воспитывать практиканта. Руководители затем удалились на еще одно совещание — закрытое.