Николай Надеждин - Марлен Дитрих

«Старые люди осознают окостенелость своего тела, но отнюдь не духа».

«Большую часть своей жизни я прожила с людьми блистательными. Они не похожи на людей порядочных, „комильфо“. Они воодушевляют вас, возбуждают ваш мозг, они не терпят запретов… Они требуют подчинения и преданности… И я всегда была ужасно счастлива, когда могла им это дать; но больше всего я была счастлива потому, что оказалась среди избранных, среди тех, кто удостоился их внимания, на кого они обратили своё время и свои силы. Это одна из причин, почему я считаю, что жизнь моя удалась…»

В конце 1980-х годов в свет вышла другая книга воспоминаний — дочери Марлен Дитрих Марии Ривы. И это совсем другая книга — порой безжалостная, порой насмешливая. Не верится, что она написана при жизни матери автора. Слишком уж жёстко выглядят некоторые высказывания. И слишком откровенны рассказы о сердечных связях актрисы.

Если книга Дитрих вызвала огромный интерес у её поклонников, то книга Ривы «Моя мать — Марлен Дитрих» была встречена неоднозначно. С одной стороны, Мария рассказала о матери такие вещи, которые до этого оставались в тени. С другой, Марию (саму уже женщину в возрасте) упрекали в том, что эти признания ускорили (не могли не ускорить) кончину её великой матери.

Однако эта претензия (не будем называть её обвинением) была поколеблена. Один из сыновей Марии Ривы и, соответственно, внуков Дитрих — Джон Пол Рива рассказал, что престарелая Дитрих без конца звонила в Америку, где Мария жила со своими сыновьями, и просила внести в книгу дочери то или иное уточнение. То есть она прекрасно знала, о чём пишет дочь. И нисколько не была на неё обижена.

Хотелось бы думать, что так и было. Джон Пол призвал читателя книги его матери не относится к опубликованным воспоминаниям как к документу. Это, по его мнению, художественное произведение, в котором Мария выступает то в роли обиженной девочки, то познающей жизнь девушки, то матери собственных детей…

«Я одеваюсь ради имиджа. Не для себя, не для публики, не для людей, не для мужчин».

Запершись в парижской квартире, Дитрих не верила никому — ни своим адвокатам, ни поклонникам, ни друзьям. Её вдруг обуяла мания преследования. Она решила, что все желают её смерти.

Одним из немногих друзей, с кем она общалась в эти тяжкие годы (кстати, тяжкие с нашей точки зрения — Марлен никогда не считала себя страдающей или несущей некий крест, она всегда оставалась женщиной сильной и на жизнь смотрела с оптимизмом, как бы та ни поворачивалась), был Максимилиан Шелл. Он бредил идеей создать монументальный фильм о Дитрих — документальную картину с её собственными воспоминаниями и кадрами из её знаменитых фильмов.

Но Дитрих наотрез отказалась сниматься. И фильм «Марлен», который Шелл готовил к премьере с 1982 по 1984 год, получился монтажной лентой из фрагментов фильмов Дитрих, старых фотографий, документальных вставок.

И всё же ему удалось уговорить Дитрих принять участие в подготовке фильма о самой себе. Марлен в этой картине читает закадровый текст. Голос, только голос. Но именно он стал последним «прости» преданной публике. И самой последней работой Дитрих вообще.

Этот фильм и предшествующее ему празднование 80-летнего юбилея Марлен (в 1981 году, сама актриса в нём не участвовала) привели к небывалому всплеску интереса к Дитрих. И на неё со всех концов планеты хлынул поток писем. Самых невероятных. И очень трогательных.

«Образ, который создаёт мужчина, думая об идеальной женщине, похож на образ, который создаёт женщина, думая об идеальном мужчине».

Ей писали из Германии, Франции, Америки. Признавались в любви. Просили на память сувениры — чашку, фотографию или… Библию. Вдруг обнаружились поклонники, о которых она и не подозревала. Кто-то сообщал, что сорок восемь лет назад угощал её чаем — рядом с линией фронта. Кто-то признавался в любви. И так далее, и тому подобное…

Дитрих эти признания — а письма приносили в буквальном смысле мешками — шокировали. Она так популярна? Её не забыли? Не может быть!

Для её сомнений имелся весомый повод — Дитрих в прямом смысле бедствовала. У неё не было денег, чтобы заплатить хозяину дома за аренду квартиры. Не было денег на лекарства и сиделку (от услуг сиделки она отказывалась до самого конца, полагая, что не может себе позволить подобную «роскошь»).

Хозяин даже не догадывался, кто такая Дитрих. Его интересовали только деньги. И он ежедневно звонил актрисе. Та снимала трубку и изменённым голосом, изображая несуществующую прислугу, сообщала, что «к сожалению, мадам Дитрих только что села в собственный автомобиль и уехала в аэропорт. Так что позвоните в другой день».

Реклама к фильму «Белокурая Венера». 1932 год.

Когда обман раскрылся, владелец дома пришёл в бешенство. И приказал вынести старуху вместе с кроватью на улицу… К счастью, в этот момент к Дитрих пришёл кто-то из старых друзей. Хозяин дома получил свои деньги, а заодно объяснения — кого он только что пытался выбросить на улицу. Следует заметить, эффект от этих объяснений был потрясающий.

Дитрих остро нуждалась в деньгах. По совету друзей она после долгого молчания согласилась дать интервью журналу «Штерн». Это принесло ей спасительные 20 тысяч долларов. Хотя на расспросы журналиста Дитрих без конца раздражалась, восклицая: «Вздор!» А затем сообщала, что всё, о чём спрашивает репортёр, есть в её книге…

Интервью в конце жизни Дитрих давала редко. Одно из самых интересных — последнее интервью 1991 года журналу «Шпигель». Журналистов интересовало отношение Дитрих к фашизму. И Марлен гордо ответила, что её антифашизм основывался на чувстве приличия. «Я чувствовала себя ответственной за войну, которую развязал Гитлер. Я хотела, чтобы она поскорее закончилась».

А тогда, в начале 1980-х, репортёров больше занимали подробности её интимных отношений со знаменитыми мужчинами. Мало-помалу им удалось разговорить Марлен. И она рассказала им достаточно много, что позволило журналу в редакционной статье написать следующее: «Её многочисленные мужчины в основном относились к ней скорее как к старшей сестре, сиделке, матери, а не как к возлюбленной. Большинству из них первое, что приходило в голову при воспоминании о „богине секса“, это то, как она надевает передник, чтобы навести порядок в холостяцком жилище, — женатые мужчины были для неё табу».