Варвара Самсонова - Дочь Сталина

Как всегда, в воспоминаниях Светланы много противоречий. То она утверждает, что давно уже трезво оценивала существующие порядки. В этом прозрении ей помогли друзья. Поэтому доклад Хрущева не был для нее неожиданностью. И тут же признается, что долгое время жила обманутой и обкраденной, как и миллионы ее соотечественников: «Хотя последние годы я была далека от отца, только теперь, после его смерти, мое сознание начало постепенно очищаться от мифов, от идеализации, от канонизированной лжи, от всего того, что вбивали в голову моему поколению — ложный образ «мудрого вождя», ложную историю партии, ложную картину «победоносного развития всей страны».

По раньше или позже, а «очищение сознания» все-таки произошло. И для Светланы Сталиной оно было гораздо мучительнее, чем для простых граждан. После речи Хрущева никто из друзей не отвернулся от нее. Но ведь вокруг были не только друзья. Те, кто раньше заискивал перед дочерью «великого человека», после его низвержения не упускали случая позлорадствовать. Таковы обыватели. А люди, пострадавшие от репрессий или потерявшие близких, не всегда были дружелюбными с дочерью тирана. Но Светлана никогда не рассказывала о подобных случаях в своих воспоминаниях.

Она часто умалчивает о каких-то неприятных, болезненных, унизительных эпизодах в своей жизни. Может быть, от природной сдержанности и нежелания делать достоянием публики слишком уж личные переживания. Только с близкими она позволяла себе расслабиться, иногда пожаловаться. Кира Павловна Политковская вспоминала: «Она говорила, что должна была принимать участие в этом, голосовать против него, и это на нее ужасно подействовало. «Он мой отец, а меня никто не щадил!»

«В сентябре 1957 года я сменила фамилию «Сталина» на Аллилуеву», — коротко сообщает Светлана. Что предшествовало такому решению, она опускает. Василию, например, настоятельно «советовали» сменить фамилию, но он упорствовал до последнего, когда эту фамилию у него отняли почти силой. В тюрьме к нему дошли вести, что Светлана взяла фамилию матери. Он воспринял это как предательство по отношению к памяти отца и сказал, что никогда не простит сестру.

Оказывается, еще много лет назад, сразу после окончания школы, Светлана просила отца поменять ей фамилию. «Ведь это даже не фамилия, а псевдоним?» — робко пыталась она объяснить свое желание не слишком выделяться в университете. Но она не предполагала, что отца так болезненно заденет ее просьба. Он был очень недоволен, хотя и промолчал. А Светлана больше не решалась заикаться об этом.

Светлану можно понять: после Двадцатого съезда жить с таким «псевдонимом» ей становилось невмоготу. Сделала она это по необходимости или исполнила давнюю мечту — стать обычным человеком и жить тихой частной жизнью? «Я больше не в состоянии была носить это имя, оно резало мне уши, глаза, сердце своим острым металлическим звучанием…» («Только один год»).

Светлана обратилась в канцелярию Президиума Верховного Совета с просьбой ускорить процесс изменения фамилии. И сделала это не без робости. В то время председателем Президиума был Ворошилов, старый друг семьи. Она боялась скрытого, а может быть, и явного осуждения. Но Ворошилов, выслушав ее, сказал: «Ты правильно решила».

Между прочим, у Светланы имелась возможность взять другую фамилию посредством брака. Почему она не воспользовалась ею, остается только гадать. Так же трудно понять мотивы, из-за которых она иногда очертя голову бросалась в очередное замужество. И все-таки попробуем в этом разобраться.

Первую попытку построить супружеские отношения с Каплером пресек, что называется, на корню ее суровый родитель. Чем не угодил ему этот претендент на руку его дочери? Тем, что он был прирожденный донжуан, представитель богемы или еврей? Скорее всего, Сталину не хотелось отпускать дочь в круг людей «второго сорта» — по его понятиям, — людей искусства, куда она так стремилась всей душой, желая выйти из узкого круга детей партийных функционеров. Ей казалось — там чище воздух, там есть свобода, подлинное творчество… Это был неосознанный бунтарский порыв против отца, жажда выйти за пределы Кремля, уйти от назойливого внимания кремлевских опекунов.

Во втором браке — то есть во второй своей попытке — она как будто пытается примирить два борющихся в ней начала: желание угодить отцу и выйти замуж за существо своей касты (все-таки Григорий Морозов был сыном заместителя директора НИИ) и в то же время жажду незаметной, скромной жизни с таким же, как и она сама, студентом.

Третья попытка замужества была предпринята с учетом соображений «династии» и намерением потрафить отцу. Она вышла замуж за Юрия Жданова.

Но вот отец умер, и в стремлении Светланы устроить личную жизнь начинает играть существенную роль иной мотив: она снова предпринимает попытку устроить свою судьбу. На этот раз с сыном репрессированного врага народа — Иваном (Джонридом) Сванидзе.

Думается, что это не случайно. Трудно, конечно, отчетливо представить себе чувства дочери человека, которого еще вчера величали отцом народов, великим вождем, продолжателем дела Ленина, творцом конституции, гениальным полководцем, корифеем науки и гигантом революционной мысли, а сегодня уже сделавшимся кровавым палачом, интриганом от политики, узурпатором власти. Нам трудно вообразить, что должна была испытать после всех разоблачений отца дочь, если и внукам его пришлось несладко, если и невесткам приходилось глотать насмешки и угрозы, как, например, жене Василия Екатерине Тимошенко. Не исключено, что в этом браке Светлана неосознанно пыталась искупить ту вину, которую она, вероятно, ощущала как дочь такого отца перед теми, кто пострадал по его милости.

…Джонрида (Вано, Ивана Александровича) Сванидзе Светлана знала с самого раннего детства. Его родители, Алеша Сванидзе и Мария Анисимовна Короне (Сванидзе), как уже рассказывалось, души не чаяли в сыне. Он рос в атмосфере тепла и обожания.

Можно представить, каким страшным ударом для одиннадцатилетнего подростка Вано явился арест отца, а позже и матери. Но опричники НКВД не удовольствовались этим. Мальчика привезли на Лубянку и потребовали от него показаний против отца, воспитавшего также и старшего сына Сталина Якова. Супругов Сванизде отправили в разные лагеря.

Алеша Сванидзе хорошо изучил Сталина. Его старый друг рассказал историю, которую приводит в своей книге Антонов-Овсеенко.

«По воскресеньям генсек имел обыкновение играть с ним (со Сванидзе. — В. С.) в бильярд. Однажды в понедельник Сванидзе пришел в свой кабинет на Неглинной в подавленном настроении.

— Что с тобой? — спросил его старый друг. — Неужели вчера в бильярд проиграл?