Варвара Самсонова - Дочь Сталина

— Ты считаешь меня таким плохим человеком? — обиделся Александр. — Ведь если я выиграю хоть одну партию, он потом целую неделю будет вымещать зло на людях. — Сванидзе помолчал и добавил: — Никак не могу в себя прийти, ночь не спал. Знаешь, что было? Хозяин промазал по шару, поставил кий на пол и сказал: «А ведь русский народ — царистский народ. Ему царь нужен». Эти слова меня так потрясли, что я ушел, не доиграв партию. Больше ноги моей у него не будет. Ведь это он нечаянно высказал затаенную мысль. Вот увидишь, он что-то затеял…»

Что Сталин затеял — это уже известно.

Наверняка Алеша Сванидзе предчувствовал свою участь. Когда арестовали Авеля Енукидзе, он попытался заступиться за него. Уверял Сталина, что Авель не может быть врагом. На это Сталин ответил, что Авелю как следует «всыпят» и тогда он признается, в этом нет сомнений. Сталин не мог простить Енукидзе того, что тот издал брошюру, в которой рассказывал об организации подпольной типографии в Баку, не упоминая имени вождя…

Прежде чем расстрелять Александра Сванидзе, ему от имени Хозяина предложили попросить прощения. Но Алеша просить прощения не стал. Узнав о том, что приговор привели в исполнение, Сталин обронил:

— Смотри какой гордый…

После гибели Сванидзе его шестнадцатилетнего сына бросили в казанскую тюремную психиатрическую больницу, где он провел пять лет, а оттуда отправили на медные рудники Джезказгана. Когда истек год, Сталин приговорил юношу к вечному поселению в Сибири.

В Москву Вано вернулся лишь в 1956 году. Окончил исторический факультет МГУ и аспирантуру, поступил в Институт Африки.

Галя Джугашвили, дочь Якова, запомнила тот период, когда Светлана стала готовиться к свадьбе с Иваном Александровичем Сванидзе. В это время Светлана получала посылки из-за границы с вещами, про которые она говорила, что это от ее брата Якова… Вещи были очень красивые, таких тогда в Советском Союзе не было. Кое-что из них действительно пригодилось для очередного торжественного мероприятия в жизни Светланы — бракосочетания с Вано Сванидзе.

Но и этот брак был недолгим. В газете «Вечерняя Москва» появилось объявление: «Сванидзе Иван Александрович, проживает по улице Добролюбова, 35, кв. 11, возбуждает дело о разводе с Аллилуевой Светланой Иосифовной, проживающей по улице Серафимовича, 2, кв. 179. Дело подлежит рассмотрению в нарсуде Тимирязевского района».

Светлана снова осталась одна.

Об этом периоде жизни Светланы вспоминает Н. С. Хрущев: «Мне всегда неприятно было слышать сплетни о плохом поведении Светланы и о ее супружеской неверности. Она долгое время жила одна, без мужа. Это нельзя считать нормальным…»

Действительно, о дочери Сталина ходило много сплетен. Она то и дело давала повод посудачить о себе, о своих мужьях и увлечениях. Семейная жизнь у нее не складывалась, хотя она искренне к этому стремилась. Судя по ее избранникам, она искала в мужчинах не столько любви, захватывающих романов, сколько надежного друга, родного человека и близкую душу.

Светлане не везло не только в личной жизни. В Институте мировой литературы она проработала недолго, около полутора лет. Потом принесла справку от врача о том, что у нее нервное истощение и она нуждается в лечении. По-видимому, Никита Сергеевич Хрущев был прав: шумная кампания по разоблачению диктатора «явилась для Светланы жестоким ударом», который подорвал ее здоровье.

Она могла бы и не работать: пенсии за отца и алиментов от мужей вполне хватало на скромное существование. Но Светлана не могла жить без людей и общения, впрочем, не могла она прижиться и в «коллективе». После Института мировой литературы она сменила несколько учреждений, пыталась работать в агентстве печати «Новости», в издательстве «Детская литература».

Нельзя сказать, что она томилась от безделья. Позднее в книге «Только один год» Светлана рассказывала о том времени: «Я немного работала, делала исследовательскую работу по истории и русской филологии. Позже я делала переводы для издательства. Некоторые мои переводы опубликованы: «Мюнхенский сговор» Эндрю Ротштейна, «Человек и эволюция» Джона Льюиса. Я также работала для издательства Детской литературы в Москве, переводила с английского».

Беда в том, что работа не могла ее увлечь, заполнить важную часть ее жизни, спасти от одиночества. Светлана была права, когда писала о необычной проницательности своего отца. Сталин очень хорошо знал и понимал своих детей. В последние годы он был очень недоволен ими, часто ругал «дармоедами и тунеядцами», заставлял учиться — Василия в академии, Светлану — в аспирантуре Академии общественных наук. Он чувствовал, что после его смерти детям трудно будет жить так, как живут все обычные люди, и хотел, чтобы у них были хорошие специальности.

Так оно и случилось. После смерти отца Василий резко покатился под уклон и вскоре погиб. И Светлана оказалась мало приспособленной для жизни вне стен Кремля, хотя всегда к ней стремилась. В сущности, она жила на «отцовскую» пенсию, пользовалась казенной дачей и другими благами, хотя всегда мечтала сама зарабатывать на жизнь себе и детям.

Почему Василий и Светлана оказались такими нежизнеспособными и слабыми? Василий сломался быстро, а Светлана боролась, пыталась стать самой собой. Ее «безалаберная» жизнь и многие непредсказуемые поступки, может быть, объясняются желанием уйти от своего прошлого и начать все сначала.

Светлане исполнилось 35 лет, когда она вдруг ощутила полную бессмысленность своего существования. Как будто волна жизни, плескавшейся и шумевшей вокруг, вдруг вынесла ее на пустой берег. Время, приносившее новые впечатления, сгустилось, и она застыла в нем, как в янтарной смоле. Это был душевный кризис, с которым она не знала, как справиться. Все предыдущие годы прошли как бы на полном обеспечении молодости, сменяющих друг друга инфантильных чувствований, в которых так много обаяния. Тупик, полная пустота впереди.

Дети подрастали. Друзья имелись, но между ними и ею выросла прозрачная стена. Зима 1962 года длилась и длилась, казалось, ей не будет конца. Изнутри Светлану сжигала мысль о бесцветности прожитых лет, чересчур перегруженных внешними событиями, за которыми не успевали ни ум, ни сердце.

Она часто открывала окно, чтобы охладить разгоряченную голову, и ей начинало казаться, что эта мерзлая земля настойчиво зовет ее к себе. Мысль о самоубийстве теперь оплетала буквально каждый ее шаг. Она казалась Светлане естественной и даже оправданной — ведь мать ее тоже покончила с собой, а наследственность кое-что значит…

Но вот наступила весна — стремительная, ветреная. Еще снег сиял последней, слепящей глаза белизной, а в разрывы облаков ударяло горячее солнце. Небо то здесь, то там растворяло синие окна, как будто разговаривало с ней на знакомом, но уже забытом языке. Паводок еще не начался, но что-то мрачное, тяжелое бурная весна вымывала из ее души, чтобы унести в реку.