Варвара Самсонова - Дочь Сталина

Большим утешением после всех ударов стал выход книги. Светлана испытывала настоящее счастье, когда взяла в руки первые экземпляры «Двадцати писем к другу», изданные «Харпер и Роу» по-русски и в английском переводе. Наконец она почувствовала себя писателем. Еще полгода назад в Индии издание книги представлялось неосуществимой мечтой, фантазией. И вот это чудо свершилось.

С этого дня Светлана ждала отзывов о книге, ей хотелось говорить о своем первом «детище», поделиться планами и замыслами новой книги. Но, увы — корреспонденты задавали все одни и те же нелепые вопросы, одно интервью следовало за другим, и все они были сплошной пыткой.

Критика и официальные круги встретили книгу довольно прохладно и с недоумением: они ждали громких разоблачений, серьезных исторических мемуаров, а вместо этого получили просто историю семьи. Светлана пыталась объяснить это недоразумение, но ее не слышали.

Лучшими, самыми непредубежденными читателями стали женщины. Они приняли книгу как есть — им интересна была именно семейная хроника, человеческие взаимоотношения, судьбы женщин из рода Аллилуевых, особенно Надежды и Анны Сергеевны. Письма от таких читателей приносили Светлане большую радость.

А вот рецензии официальной прессы в Европе и США больно задевали не только авторское самолюбие… Разочарованные тем, что не нашли в книге «тайн Кремля», журналисты называли ее «преданной дочерью, защищающей своего отца», «свалившей все исторические преступления на злодея Берия». Некоторые отзывы трудно было отнести к жанру рецензий, потому что они были откровенно оскорбительными. Светлана уверяла себя, что привыкнет, уже начинает привыкать к «свободной» прессе, но все же теряла самообладание, читая о себе такое: «неловкий адвокат дьявола», «слепая кремлевская принцесса, ничего не видевшая из-за стен Кремля, не ведавшая истории своей страны и страданий народа».

В это время в СССР широко отмечалось 50-летие Октябрьской революции. Книгу перебежчицы Аллилуевой могли прочесть только единицы из миллионов советских граждан, тем не менее советская пресса сочла долгом ее заклеймить. С удовольствием пересказывая содержание отрицательных рецензий на «Двадцать писем к другу» за рубежом, русские газеты подытожили: «У книги Аллилуевой нет читателей!»

И приводили подробности: сначала «Двадцать писем к другу» продавали по десять долларов, потом — по пять, потом — по пятьдесят центов за экземпляр, а теперь большая часть тиража лежит нераспроданная на складах. Итак, несмотря на рекламу, книга с треском провалилась!

Как и во всякой неправде, в этих статьях была маленькая доля правды: «Двадцать писем к другу» действительно не стали бестселлером и не оправдали надежд издателей на шумный успех. Причины очевидны: в книге было слишком мало скандального, разоблачительного. Не содержала она и интимных подробностей из жизни вождя и его окружения. Журналисты без конца терзали Светлану вопросами о любовницах, явных и мнимых, ее отца, о том, как он едва не женился на Розе Каганович, дочери Кагановича. Самое смешное, что эта мифическая Роза никогда не существовала на свете, а у Кагановича не было дочери…

Книга Аллилуевой была слишком камерной, личной и целомудренной. Она скорее соответствовала вкусам русского читателя, чем западного. Появись она в то время в СССР, то несомненно имела бы громкий успех. Одни бы отчаянно ее ругали, другие — яростно защищали. Впрочем, «Двадцать писем к другу» и появились вскоре в России — в самиздате. Помню, как в семидесятые годы мои знакомые украдкой передавали друг другу потрепанные, перепечатанные на машинке листочки, а взамен получали Солженицына, Набокова или еще что-нибудь запрещенное.

Когда в конце восьмидесятых «Двадцать писем к другу» выпустили сразу несколько издательств, она не вызвала большого ажиотажа: читателей уже «обкормили» разоблачениями и «запретным плодом»…

Светлану Аллилуеву всегда задевало равнодушие к ее книгам. Прессу интересовал только ее отец и множество подробностей, связанных с его жизнью, которые в книги не вошли. Сейчас, через тридцать лет, можно подвести некоторые итоги. «Письма к другу» есть в любой библиотеке. Судя по виду этих книжек в мягких обложках, они прошли через десятки рук. Их читают. И будут читать еще долго. Хотя они не принадлежат к той литературе, о которой много говорят, спорят с восторгом или раздражением.

Много это или мало? И способен ли такой итог удовлетворить самолюбие автора? Кажется, этого вполне достаточно, чтобы Светлана Аллилуева с полным правом могла называть себя писателем. Что касается других книг — «Только один год», «Книга для внучек», «Далекая музыка», то они изданы маленькими тиражами и менее доступны. У них свой читатель, не столь многочисленный, как у «Двадцати писем к другу». Но этот читатель, приложив некоторые усилия и старания, книги Аллилуевой найдет.

В октябре 1967 года Светлана впервые в жизни праздновала не годовщину революции, а День благодарения. Москва вдруг переменила тактику и предложила перебежчице вернуться. Это было сделано не прямо, а косвенно: в интервью для немецкого журнала «Штерн» Иосиф заявил, конечно, не от своего имени: «Если сейчас мама решит вернуться обратно, никакого наказания не последует». Но Светлана не раз с гордостью повторяла, что никогда не меняет своих решений. «Мне иногда снились по ночам московские улицы, комнаты моей квартиры, я просыпалась в холодном поту, это было для меня кошмаром», — не без вызова признавалась она.

Но и будущую жизнь в новой стране Светлана пока представляла себе смутно, хотя «год путешествия и цыганского кочевья подходил к концу. За всю свою прежнюю жизнь я не видала столько новых стран — Азия, Европа, Америка. Пора было, наконец, убрать чемоданы и попробовать перейти к оседлой жизни» («Только один год»).

Вначале у нее было много планов и замыслов. Она хотела жить в среде писателей, художников и заниматься какой-нибудь творческой работой, например фотографией. Путешествуя по Америке, Светлана была очарована ее природой, великолепными ландшафтами. Вот что ей хотелось бы снимать!

По неосторожности она поделилась своими мечтами с журналистами. И тут же ей предложили стать участницей грандиозного коммерческого шоу: она будет разъезжать по стране с группой фотокорреспондентов. И скоро во всех журналах появятся красочные снимки: «дочь Сталина на фоне водопада!» Светлана представила себя на обложке журнала, ужаснулась и решила пока отложить на неопределенное время занятия фотографией.

Еще летом она рассказывала Джорджу Кеннану и своим издателям о плане следующей книги — описать события последнего года, круто изменившего ее жизнь. Издатели одобрили замысел. Оставалось только найти тихое место, снять дом и всерьез заняться работой. Светлана выбрала Принстон, маленький университетский город, старомодный и уютный. По его улицам она ходила спокойно, не опасаясь, что ее узнают. К тому же Кеннаны жили неподалеку. И ее новый знакомый Луи Фишер, профессор, историк, который четырнадцать лет был корреспондентом в СССР, а теперь консультировал ее и помогал в работе над книгой.