Винсент Буглиози - Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Да, признал я, связь между убийством Хинмана и убийствами Тейт — Лабианка все же имеется. Но это не глупая чепуха про Бобби Бьюсолейла. Связь заключена в ином: убийства Тейт— Лабианка совершены по приказу мистера Мэнсона, но он же приказал убить и Гари Хинмана. Вот и вся связь”.

Что касается заявления Сьюзен Аткинс о том, что это Линда Касабьян измыслила все эти убийства, то, как я напомнил, она впервые сказала об этом лишь во время назначения наказания подсудимым, и тогда “Линда Касабьян вдруг ни с того ни с сего превратилась в Чарльза Мэнсона”.

Я отметил некоторые причины, почему вся эта история выглядит абсурдной нелепицей, — и среди них смехотворность ситуации, когда покорная, привыкшая подчиняться другим Линда всего за месяц перехватывает бразды правления “Семьи”. “Лишь один человек, леди и джентльмены, приказал совершить эти убийства, и его инициалы — Си Эм. У него имеется и кличка: Джей-Си. Он находится недалеко отсюда, в закрытом, охраняемом помещении, и вслушивается сейчас в мои слова…”

Самая большая нелепость во всем этом, похоже, заключалась в том, что Сэди и Цыганка предположительно целых полтора года носили в себе свой маленький секрет, в своем готовом к лжесвидетельству сердце. Обе не только не рассказали другим участникам “Семьи” о нем, но даже не излили душу адвокату Мэнсона, хотя обе говорили в зале суда о своей любви к Чарли и о готовности умереть ради него.

“Так почему же они не рассказали об этом “истинном” мотиве? Да потому, что он еще не существовал. Его сфабриковали совсем недавно”.

Что же до алиби Мэнсона — он якобы провел обе ночи, уединившись со Стефани Шрам в каньоне Дьявола, — то “разве это не кажется странным? Все помеченные знаком “X” рабы Мэнсона говорили об этом в ходе слушаний о мере наказания, и лишь тот самый человек, Стефани Шрам, с которой Мэнсон якобы проводил эти ночи, показала, что его с нею не было?”

Затем я перешел к вопросу, следует ли применить смертную казнь к четверым подсудимым.

Как мне кажется, наиболее сильным аргументом в пользу высшей меры наказания является фактор сдерживания, предотвращения новых преступлений: применение смертной казни может дополнительно сохранить человеческие жизни. К несчастью, по закону Калифорнии обвинение может говорить лишь о возмездии, но не о сдерживании.

“Эти убийства, леди и джентльмены, не были типичными. Подсудимые объявили обществу настоящую войну и в ходе ведения этой войны совершили невыразимые зверства. Если преступники, совершившие подобное, не получат кары в виде смертной казни, тогда типичный убийца первой степени заслуживает лишь десяти дней заключения в окружной тюрьме”.

Фитцджеральд привел довод, что казнь подсудимых не вернет к жизни павших от их рук семерых человек, но, “если мы продолжим ту же логическую линию, никто и никогда не будет наказан за любое преступление: ведь наказание виновного не стирает того факта, что проступок имел место”. Например, “не стоит наказывать совершившего поджог преступника, поскольку его наказание не отстроит уничтоженный пожаром дом заново”.

В Калифорнии смертная казнь не может применяться к лицам семнадцати лет и моложе. Фитцджеральд постоянно говорил о трех подсудимых девушках, как об “этих детях”, и мне пришлось напомнить присяжным, что Лесли двадцать один год, Сьюзен двадцать два и Кэти — двадцать три. “По любым меркам, они уже взрослые и несут полную ответственность за свои действия”.

В отношении мнения защиты о невменяемости трех девушек я напомнил лишь о том, что доктор Хочман — единственный психиатр, обследовавший каждую из трех, — заявил в своих показаниях, что они отнюдь не невменяемы и никогда ими не были.

Доктор Хочман показал, что все три способны пойти на убийство, отметил я. “Он не сказал, что любой из нас может замыслить убить человека и выполнить этот замысел. Между тщательно обдуманным, безжалостным убийством и причинением смерти по неосторожности, из самозащиты или ради защиты других, лежит огромная пропасть. И никому не удастся убедить меня, леди и джентльмены, что все мы способны убивать незнакомых нам людей без всякой на то причины, как это сделали три девушки на скамье подсудимых.

Чтобы повторить их деяния, требуются люди с особым типом личности. Требуется человек, ни во что не ставящий жизнь окружающих.

Верно, Уотсон, Аткинс, Кренвинкль и Ван Хоутен совершили убийства по приказу Чарльза Мэнсона, но правда также и в том, что они ни за что не послушались бы подобного приказа, если убийство уже не бежало бы по их жилам, уже не входило бы в их систему. Мэнсон просто сказал им: сделайте то, на что вы способны”.

Более того, не существует никаких, ни малейших улик в поддержку предположения, что Мэнсон насильно заставил Уотсона и девушек убивать ради него. “Фактически, улики показывают, что они пошли на убийство с готовностью, с удовольствием. Кажется, эту готовность выражали почти все члены “Семьи”. Вспомните о показаниях Кэтрин Гиллис. Вспомните, как Сьюзен Аткинс бросила Хуану Флинну: Мы отправляемся замочить нескольких гребаных свиней”. Разве похоже, чтобы эти слова были сказаны кем-то, кто лишь с большой неохотой подчинился приказу?”

Мэнсон приказал совершить убийства, но Уотсон и три девушки лично выполнили приказ, “потому что им этого хотелось. Ошибиться невозможно. Если убийство было им противно, они попросту могли отказаться, ничего более от них и не требовалось".

Я погрузился в исследование мотивации девушек. “Как и у прочих представительниц женской части “Семьи”, у них имелся один знаменатель на всех. Очевидно, что глубоко внутри каждой укоренилось сильное неприятие, антипатия, резкое чувство отвращения по отношению к обществу, к собственным родителям”. Каждая из трех выпала из окружения еще до знакомства с Чарльзом Мэнсоном; каждая принимала ЛСД и другие наркотики до их первой встречи; каждая отвергла собственную семью прежде, чем увидеть Мэнсона впервые.

Глядя прямо в глаза присяжной по имени Джин Роузленд, у которой, я знал, имелись две дочери-подростка, я произнес: “Не следует путать подсудимых с девушками, живущими по соседству с вами. Эти три девушки на скамье подсудимых отреклись от своих семей и от общества, оборвали все родственные связи и затаили обиду на окружающих еще до того, как познакомились с Мэнсоном.

Фактически, именно поэтому они в итоге оказались рядом с ним — потому лишь, что еще до того сознательно и намеренно порвали все нити, что привязывали их к родным и близким, к обществу в целом. Вот в чем причина.

Сам Мэнсон послужил только катализатором, той движущей силой, что обратила уже теплящееся в них отвращение и ненависть к обществу и людям, его составляющим, в насилие".