Арсений Замостьянов - Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

(В 1836 году друзья Пушкина получат пасквиль на поэта, в котором кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.)

Для Державина Нарышкина стала очередным идеалом игривой женственности. Правда, в отличие от Перикла, Александр Павлович не порвал отношений с законной женой. Просто у царствующей четы перегорела юношеская любовь — и они перешли к свободным отношениям.

Любимые поэты Державина воспевали покой помещичьей сельской жизни. Теперь и он завершил суетное поприще политического деятеля.

Он мог поселиться в любой губернии Российской империи, но выбрал северный край, откуда «есть пошла русская земля», где правил когда-то князь Рюрик, где бунтовал Вадим Новгородский, где совсем ещё недавно горевал под надзором опальный Суворов. Суворова Державин не забывал, то и дело упоминал его в разговорах и стихах. Русь не с Петра Великого началась. И даже не с Ивана Великого. Славянские древности увлекали поэта: Державин воображал походы древних варягов во франкские края, писал о величии славянства, сетовал, что потомки забыли о подвигах далёких пращуров. И взял за правило каждое лето проводить на Новгородской земле, в гостях у Рюрика и Гостомысла. Когда Екатерина Великая соизволила написать историческую драму из жизни Рюрика — Державин оживился. В примечании к оде «На победы в Италии» (1799) он заявил: «По истории известно, что Рюрик завоевал Нант, Бурдо, Тур, Лимузен, Орлеан и по Сене был под Парижем…» Будоражили воображение и славянские корни германских земель…

Державин — человек не северный, волжанин. Но он полюбил Новгородскую землю, её прохладу и безлюдье. Это край успокоения, край сосредоточенной молитвы, «жёнино имение», как говаривал Гаврила Романович. Званку Державины купили в 1797-м, на приданое Дарьи Алексеевны. Одно досаждало: комары. Державин даже написал «Похвалу комару» — мудрёную и длинную ироническую оду, в которой есть строки, которые в наше время мало кто способен расшифровать. Например:

Если не знать, что Попе — это английский поэт Александр Поуп, многое может прийти в голову. А жену он потешал таким двустишием:

Конечно, это про Званку.

Державин ушёл в отставку действительным тайным советником — то есть штатским генерал-аншефом. Штатских фельдмаршалов — действительных тайных советников первого класса — в истории Российской империи насчитывается всего лишь 13. Но титула он не получил — в отличие от многих царских фаворитов, некоторых полководцев и таких политиков, как Безбородко. Всю жизнь Державин, как акробат, ловил баланс между успешной карьерой и ощущением личной независимости. Министром финансов в их семье была Дарья Алексеевна — рачительная хозяйка, скуповатая, хотя не мелочная. Державин сбросил с плеч долой хозяйственные заботы и с наслаждением изображал легкомысленного мужа, подчиняющегося прихотям практичной супруги. Иногда они напоминали ещё не написанных «Старосветских помещиков». Так, право, удобнее. К тому же Державин — натура артистическая — любил домашние спектакли и, на потеху визитёрам, изображал то смиренного подкаблучника, то домашнего диктатора.

Сегодня эти слова можно увидеть на могиле родителей поэта, в селе Егорьеве. Он обращался, конечно, к себе самому, но называется эта эпитафия «На гробы рода Державиных в Казанской губернии и уезде, в селе Егорьеве». Державин горько сожалел, что в семейном склепе никогда не будет его детей и внуков. И не склонятся они над могилами Державиных и сами не лягут сюда, когда придёт черёд…

В отставке Державин не раз пожалел о том, что Бог не наградил его потомством. Ни от Катерины Яковлевны, ни от Дарьи Алексеевны у него не было детей… Но Державин надеялся, что славная фамилия его сохранится! Выбор Державина пал на младшего племянника, Александра Николаевича Львова. Отставной министр предложил взаимовыгодный план: Александр Львов становится Львовым-Державиным, а после смерти Гаврилы Романовича и Дарьи Алексеевны получает в наследство все имения, все сокровища, накопленные знатным поэтом. Но Львов проявил то ли строптивость, то ли робость: «Я недостоин. Не такие нужны плечи, чтобы вынести на себе славное имя Державина!» Зная настойчивость Гаврилы Романовича, Львов сбежал (к счастью, не навсегда!) за границу.

Державин рассматривал ещё несколько кандидатур на усыновление. Увлекался, загорался. Свои интриги прилежно плела и супруга поэта. Она «лоббировала» интересы своих родственников — Львовых. А ведь были ещё и родственники Державиных — например Блудовы!

Старика это устраивало, но решение должен был принять государь! В прошении Державин перечислял свои заслуги и особо подчёркивал свой вклад в разработку соляного устава. Об этом в своих «Записках современника» рассказал Жихарев, сопроводив историю восклицанием: «Державин — и соляной устав!» Этот анекдот вспоминают, когда хотят поведать, что Державин недооценивал свою поэзию и переоценивал чиновничью службу. По-видимому, речь шла о державинском прожекте устава о содержании крымских соляных озёр. Державин тогда вступил в очередную схватку с молодыми друзьями императора — и победил, чем весьма гордился.

Так или иначе, но император отказал Державину в пустячной милости. Усыновление не состоялось. Почему Александр не проявил снисходительность к хлопотам бездетного старика? Он не забыл, как Державин обставил свою отставку, как отказался от жалованья. Знал государь и о том, что Державин перегибал палку, критикуя тильзитскую политику. Павел за обиды подвергал жестокой опале, а Александр просто становился чёрствым и необщительным — непробиваемо!

В последние месяцы службы кто только не интриговал против Державина?! Он не мог разобраться в хитросплетениях этой интриги, не мог точно установить — кто же действует против него? Старые недруги вроде Завадовского, молодые друзья императора, дельцы-евреи? Или всему виной — лицемерный характер государя, который сторонится опытных и прямодушных.

Но вот, например, Фёдор Васильевич Ростопчин. Его не назовёшь ни молодым радикалом, ни старым противником певца Фелицы. Ростопчин — один из идеологов русской партии, по убеждениям — почти шишковист. Остроумен, ловок. Как и Державин, начинал службу в Преображенском полку, потом участвовал в Рымникском сражении под командованием Суворова. Но военная карьера его не сложилась. Зато, войдя в доверие к Безбородко (снова совпадение с судьбой Державина!), он стал влиятельным дипломатом. Сделался любимцем великого князя, а потом и императора Павла, хотя не сочувствовал его пруссофилии. Шутник Ростопчин, как никто другой, умел влиять на Павла, смягчать его гнев. Но… ровно за три недели до гибели императора Ростопчин угодил в опалу. Навет на Ростопчина был частью заговора: императора изолировали от верных ему людей. Пожалуй, впервые Ростопчина обвели вокруг пальца — с тех пор он дул на воду, а для публики чередовал проявления осторожности с аттракционами дерзости. Ростопчин понимал, что репутация чудака и оригинала во многих отношениях удобна.