Арсений Замостьянов - Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

Тимофей Иванович Тутолмин окончил Шляхетский кадетский корпус, участвовал во многих сражениях, неоднократно проявлял храбрость и офицерскую смекалку. Но наибольших успехов достиг по штатской линии. Всем был хорош Тутолмин, только слишком задирал нос и к деньгам относился легкомысленно. Как водится, и к своим, и к государственным. Он любил праздники и почести, обременение бюджета его не смущало, да и о служебном долге он задумывался нечасто. Временщик — не временщик, но явно не рачительный, а расточительный хозяин. Он окружал себя свитой. Петрозаводский «двор наместника» в тихом городе выглядел экзотически. Передвигались тутолминские вельможи в каретах, сам наместник горделиво выезжал в сопровождении конного конвоя.

Боевитый клан Тутолминых представлял для Державина величайшую опасность. Родственники наместника контролировали все хлебные места в Петрозаводске и его окрестностях. Да и сам глава рода впал в зависимость от «своих людей». Любое притеснение родственника он считал государственным преступлением. Сработаться он мог бы только с мягкотелым губернатором, который правил бы с плотно закрытыми глазами.

В первые месяцы службы в Петрозаводске Державин поддерживал вполне дружеские отношения с генерал-губернатором. Они то обедали, то ужинали вместе, за непринуждённой беседой. Но Державин сразу поставил диагноз Тутолмину: «Гордец».

Державин возглавил огромную, но малозаселённую губернию — всего 205 тысяч человек. Здесь не было крупного крепостного аграрного производства: больше 70 процентов населения составляли государственные крестьяне. Здесь проживало немало староверов. Староверы в те времена вызывали постоянное беспокойство властей, ещё совсем недавно притеснения раскольников оборачивались кровавыми сценами…

Державин побывает в раскольничьих скитах и, в конце концов, издаст секретное распоряжение «О недопущении раскольников сжигать самих себя, как часто то они из бесноверия чинили». Правда, это было не первое и не последнее распоряжение такого рода.

В самом Петрозаводске проживало ровным счётом 3254 человека. Державин приказал составить «реестр фабрик». Оказалось, что на трёх городских кожевенных заводах работало всего лишь семь человек. А на пильном заводе купцов Драницыных — четверо. Индустриальное имя города более или менее оправдывало только одно предприятие — Александровский пушечно-литейный завод, славившийся и художественным литьём. Но и он узнает лучшие деньки в позднейшее время.

В губернаторском доме не случилось подходящей мебели — да и откуда ей взяться? Во всём Петрозаводске не нашлось приличной библиотеки. Пришлось Державину продавать золотую табакерку — дар императрицы. И отправились на баржах в Петрозаводск изящные стулья и добротные столы, а также ящики с книгами. Богатейшая библиотека! Государева служба была делом разорительным…

Ближайшими сотрудниками Державина стали Н. Ф. Эмин и А. М. Грибовский — этих просвещённых молодых людей губернатор привёз из Петербурга вместе с мебелью. Николай Эмин был сыном известного писателя Фёдора Эмина и сам увлекался литературой. Баловался сочинительством и Адриан Моисеевич Грибовский — расторопный, умный молодой чиновник, недавний студент.

Державин энергично занялся исправлением нравов: наказывал за проступки, внимательно рассматривал жалобы. Погружался в пучину сутяжничества. Екатерина не ошиблась в нём: недавний капрал оказался способным администратором, энергичным и вдумчивым. Он вникал во всё. Через 40 лет император Николай Первый произнесёт: «Россией управляют столоначальники». Все проделки столоначальников Олонецкой губернии Державин взял «на карандаш».

Вот столоначальника Харлицкого обвинили в том, что он «непрестанно упражняется в пьянстве несмотря на многие сделанные ему выговоры». Державин усмехнулся: в Преображенском полку он и не такое видал. Но терпеть хмельную бюрократию он не собирался. К Харлицкому приставили караульного, которому приказали не подпускать страстного чиновника к бутылке. Повенецкий казначей Скоромыслов тоже получил нагоняй за своё увлечение: оказывается, он появлялся на службе в пьяном виде! Караульного к нему не приставили (Скоромыслов всё же был воздержаннее Харлицкого), но рублём наказали. У Державина строго: за каждую провинность бюрократа били «пенями».

Державин наказывал не только пьяниц, но и трезвых драчунов и буянов — скажем, из числа полицейских. Но и самого Державина недруги упрекали в рукоприкладстве. Дело было так. Многие были недовольны поведением советника Соколова. Узнав о жалобах на себя, Соколов взбрыкнул и, оскорблённый, перестал посещать присутственное место. Державин велел штаб-лекарю освидетельствовать прогульщика. У Соколова обнаружили геморрой и зубную боль. Но советник казённой палаты Шишков принялся распространять слухи, что Державин избил Соколова! Соколов благородно развеял эти слухи — он не был сторонником губернатора, но держался независимо и мараться клеветой не захотел.

А вот ещё анекдотец, над которым хохотал весь Петербург. Асессор Аверьянов при губернаторском доме (!) держал ручного медвежонка. По очаровательной простоте провинциальных нравов, никто его не боялся, он потешал и самого Державина, и визитёров губернатора. Местный балагур, заседатель земского суда Молчин, приманивая свежим калачиком, привёл медведя в суд. «Вот вам новый столоначальник — Михайло Иванович Медведев!» А в суде, как и во всей Олонецкой губернии, правили балом родственники Тутолмина.

Некоторых судейских эта ситуация позабавила, другие принялись прогонять мишутку. Прапорщик Горлов огрел Михайлу Медведева палкой. Молчин окрысился: «Поостерегись! Медведь-то губернаторский!» На Руси издавна в ходу были шутки с медведями: зверь-то нашенский, из сказок и побасёнок.

Молчин — вояка, отставной офицер, он был приверженцем Державина, и Гаврила Романович относился к нему с симпатией. Но водевильная выходка с медведем на воеводстве губернатора не позабавила. Державин с уважением относился к институту суда. Он помнил, что Калигула, желая поколебать основы представительной власти, ввёл в сенат коня. И вот во вверенном Державину городе в суд вводят медведя — для потехи.

Узнав о медвежьем деле, Державин рассердился, вспылил, принялся кричать, но вскоре смягчился и простил Молчина за «анекдотец».

Однако шутка Молчина дорого стоила Державину. Приверженцы Тутолмина постарались обвинить губернатора в неуважении к суду, к государству, к порядку. Многие верили, что поэт, сумевший высмеять в «Фелице» всех вельмож, способен на столь эксцентрический поступок. В медвежьем водевиле находили сатирический подтекст и, конечно, издевательство над Тутолминым. Распоясался Гаврила Романович!