Рудольф Баландин - Маленков. Третий вождь Страны Советов

Неясным оставался вопрос, кто может сменить вождя после его ухода на посту Генерального секретаря партии. Наиболее естественной была бы кандидатура Молотова. Он же мог стать и Председателем Совета Министров СССР. Однако на него был собран серьезный «компромат». Сталин сам отклонил его кандидатуру.

Георгий Максимилианович вряд ли претендовал сразу на два руководящих поста, то есть на роль полноправного третьего вождя — после Ленина и Сталина. Для этого он еще не приобрел необходимого авторитета ни в партии, ни в народе. Однако в случае коллегиального правления за ним мог остаться ключевой пост Председателя Правительства СССР.

Многие номенклатурные работники разных ведомств имели немало оснований бояться за свои «места под солнцем». Они прекрасно понимали, что при очередной «чистке» партийного и государственного аппаратов могут произойти радикальные перемены в их судьбе. Для них наиболее опасными в этом смысле фигурами были Маленков и Берия.

Сталин, постоянно следивший за относительным равновесием сил в верхних этажах власти, мог подозревать, что Берия, назначив на ответственные посты своих людей, получит возможность контролировать и карать практически всех крупных деятелей партии и правительства. Чем может обернуться такое положение, показал опыт 1936–1938 годов, когда нарком внутренних дел Н. И. Ежов обрел колоссальную власть, решая судьбы тысяч людей вне рамок закона и создав в стране атмосферу массового психоза поисков «врагов народа».

Тогда наводить порядок во «внутренних делах» отрядили именно Берию. Но теперь в его руках могло оказаться даже больше власти, чем некогда у Ежова. Это вызывало опасения у многих, в том числе и у Сталина.

Можно предположить, что последнего все больше раздражали «аппаратные войны», которые велись за его спиной. Он чувствовал: происходят какие-то радикальные перемены в среде так называемых ответственных партийных и государственных работников. Однако вряд ли мог разобраться в хитросплетении интересов отдельных групп, кланов, личностей, организаций. Это и сейчас сделать чрезвычайно трудно, хотя стали известны многие дополнительные факты.

Вновь повторю: как бы ни относиться к Сталину и его деятельности, необходимо исходить из нескольких неопровержимых фактов.

Во-первых, ему не приходилось заботиться о своей славе и своем авторитете (к тому же он не был честолюбив). Во-вторых, ему приходилось заниматься в первую очередь государственными делами. В-третьих, ко всем своим обязанностям он относился чрезвычайно ответственно, стараясь вникать даже во второстепенные проблемы. В-четвертых, он был человеком идейным, для которого духовные интересы несравненно преобладали над материальными. В-пятых, для него интересы страны и народа абсолютно преобладали над личными.

Соответствовал ли Г. М. Маленков по этим критериям И. В. Сталину? Если да, то в малой степени. Ему, так же как Хрущеву, Берии, Булганину, отчасти Кагановичу и Микояну, а также многим другим представителям высшего партийного и государственного руководства, пришлось выдержать суровый отбор на выживание в аппаратных схватках. При этом им нередко приходилось использовать нечестные, а порой преступные средства.

На смену идейным коммунистам пробивалась новая поросль. Но, как известно, наибольшую активность и выживаемость демонстрируют сорняки, и не только в природе.

Всемирная небывалая слава Сталина, его огромная власть не давала покоя болезненно честолюбивым людям.

Ничего удивительного в этом нет. Чем больше восхваляют в народе какого-нибудь человека, тем сильней озлобляются на него индивидуумы, жаждущие известности и славы, сами мечтающие оказаться на его месте.

Вообще-то, признаться, преклонение перед некой личностью, пусть даже героической и достойнейшей, не вызывает у меня симпатии. Воздавать должное выдающимся людям, героям необходимо, но только в иных формах. Самое отвратительное и ужасное, когда публике подсовывают в качестве объекта поклонения поп-артистов, демагогов, бизнесменов и прочих далеко не лучших представителей рода человеческого. В этом случае деградация общества становится неотвратимой.

Культ личности Сталина определялся не только его положением как главы государства, а прежде всего его замечательной работоспособностью и самоотдачей ради великой цели. Просто удивительно, как он, находясь постоянно в работе, успевал учиться и стал, пожалуй, одним из самых образованных государственных деятелей своего времени.

Сталину завидовали многие; ему не приходилось завидовать никому. Единственное, о чем он мог порой мечтать, это — о покое. Как сказано в «Мастере и Маргарите»: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Так Михаил Булгаков написал о себе. Но то же он мог бы сказать и о прототипе Воланда — Сталине.

В начале 1950-х годов он уже не мог работать так, как прежде. Однако приходилось по-прежнему обдумывать прежде всего проблемы внешней и внутренней политики государства. Для своего возраста он был еще достаточно крепким человеком. Во всяком случае у него не отмечалось признаков ослабления проницательности, памяти. Смерти как прекращения личного существования он не боялся.

Как материалист, он воспринимал ее как прекращение бытия, переход в Ничто или, как полагают индуисты, в божественную нирвану, что является, опять же по их вере, наградой за мудрую жизнь. Возможность посмертной хулы он не исключал, но относился к этому философски: со временем все станет на свои места и справедливость восторжествует.

В отличие от примитивных материалистов, утверждающих первичность материи и вторичность сознания, Сталин признавал единство всего сущего:

«Сознание и бытие, идея и материя — это две разные формы одного и того же явления, которое, вообще говоря, называется природой или обществом». Если ему и грезился порой Страшный суд, то не как апокалипсическое видение всеобщего судилища над душами живых и мертвых, а как терзания собственной совести.

Гением Ф. М. Достоевского было предсказано явление Сталина в поэме «Великий инквизитор» в романе «Братья Карамазовы». Этот образ кратко и емко характеризовал Николай Бердяев еще до того, как Сталин поднялся на вершину власти:

«Это — один из страдальцев, мучимых великой скорбью и любящих человечество. Он свободен от желания низменных материальных благ. Это — человек идеи. У него есть тайна. Тайна эта — неверие в Бога, неверие в Смысл мира, во имя которого стоило бы людям страдать. Потеряв веру, Великий инквизитор почувствовал, что огромная масса людей не в силах вынести бремени свободы, раскрытой Христом. Путь свободы трудный, страдальческий, трагический путь…