Александр Яковлев - Омут памяти

Идеализм шел от молодости, от учебы и воспитания, от естественной веры в свои будущие удачи, от ограниченности знаний — тоже по молодости, из-за малого опыта, из каких-то других источников. Убеждение в верности выбора и в обоснованности надежд было подкреплено победой в тяжелейшей из войн 1941–1945 годов. Люди познали ужасы, по сравнению с которыми мирная жизнь — любая, самая бедная и скромная, но мирная, но жизнь — не просто казалась, а действительно была величайшим благом.

Время после самой кровавой войны было тяжелое, но восхитительное по душевному настрою; люди работали, ждали и надеялись. Невероятно много и напряженно работали. Без нытья. Они ждали справедливости. Бесконечно усталые, они надеялись, что в награду за пережитое их ждет новая, спокойная и обеспеченная жизнь.,

Я помню это время. Помню до деталей. Мы, студенты ярославских институтов, с огромным, громким и веселым энтузиазмом ежедневно с 4–5 часов утра работали на строительстве набережной там, где моя родная река Которосль впадает в Волгу. Молодость бушевала, рвалась навстречу жизни. Она верила, что страна завоевала право на достойную и справедливую жизнь.

Но такая жизнь не пришла. И впивались в душу все новые и новые сомнения, словно комары неотвязные. Страх еще жил, но и раздражение набирало свои обороты. Да и солдат, вернувшийся с войны, был уже не тот забитый и доверчивый рабочий и крестьянин, врач и учитель, что пошел на войну. Многое повидал, а еще больше прочувствовал. Грязь и жестокость войны, миллионы бессмысленных жертв, произвол военных карьеристов безжалостно ломали привычную систему ценностей.

Обострившееся зрение вело к пониманию, что власть видит в человеке всего лишь гвоздик-винтик, механическое средство, орудие. Универсальное и к тому же фантастически дешевое. Миражи таяли. Общество взрослело, и довольно быстро. Росло недоверие. Следом шагал цинизм. Он был еще не очень заметным по сравнению с тем, каким стал полвека спустя, в 1980 — 1990-е годы. Но уверенно становился социальным явлением.

Если говорить о развитии общественного сознания в целом, то былой идеализм и романтические надежды поджидали трудные испытания. К середине 80-х годов они подошли, едва волоча перебитые ноги. Мотор системы, то есть номенклатура, тоже начал барахлить и оказался в предынфарктном состоянии. Практицизм с годами становился все менее отличим от приспособленчества и прямого лихоимства, особенно со стороны чиновников, столь красочно воспетых русской классической литературой.

Поколение Горбачева с самого начала варилось в этом послевоенном котле. Когда закончилась война, ему было всего 14 лет. Не берусь судить о том, как складывалась личность Горбачева в юношеские годы. Разное говорят. В меру открыт и в меру коварен. Любопытен, но себе на уме. Общественник, но не лишен индивидуалистических замашек. Честолюбив без меры, но и трудолюбив. Цепкая память. Общителен, но настоящих друзей не было, точнее, не видел в них особой нужды. Так говорят.

Но что бы ни говорили, я убежден, что человек, сумевший добраться до первого секретаря крайкома партии, а затем и секретаря ЦК КПСС, прошел нелегкую школу жизни, партийной дисциплины, аппаратных отношений, паутину интриг, равно как и предельно обнаженных реальностей советской жизни, — этот человек не может не обладать особыми качествами.

Случайности случайностями, они бывали, но сама система партийной жизни действовала как бдительный и жесткий селекционный фильтр, закрепляя и развивая в человеке одни его качества, подавляя другие, атрофируя третьи. Все, кто вращался в политике того времени, упорно ползли по карьерной лестнице, приспосабливались, подлаживались, хитрили. Только степень лукавства была разная. Никто не просачивался во власть вопреки системе. Никто. И Горбачев тоже.

Но у него была особенность, отличавшая его от многих. Он хотел знать как можно больше, причем обо всем — полезном и бесполезном. Часто выглядел наивным, когда начинал говорить о вновь прочитанном, узнанном, искренне полагая, что никто еще не знает этого. Обычно "радостная" демонстрация знания в зрелом возрасте производит впечатление какой-то наигранности. Но она не отталкивает, подобное случается со всеми, кто жаден к знаниям. И это не укор, а скорее похвала, ибо речь идет о потребности новых знаний, что всегда подкупает.

Специфика советской школы жизни, на мой взгляд, состоит и в том, что пребывание "в начальниках" — больших или не очень — формировало особый образ жизни. Ее условности, правила игры, интриги и многое другое не отпускают человека ни на минуту, держат в постоянном напряжении, они вытесняют собой все остальное, подчиняют себе общение, досуг, мелкие повседневные привычки — словом, абсолютно все. Человек живет в особом мире, особом по многим признакам: с кем общается, к кому ходит в гости, чем увлекается, какие у него слабости и пристрастия, как одевается, где покупает самое необходимое.

Но если, скажем, попал под "неусыпное внимание" спецслужб, то все окружающие, когда узнавали об этом, делали соответствующие выводы, исходя из сугубо карьерных соображений. Начинали сторониться. "Неусыпное внимание" с легкостью могло испортить карьеру любому из номенклатурного класса. Михаил Сергеевич или не хотел, или боялся расстаться с этой общественной деформацией. Думаю, что побаивался. Вместо того чтобы разрушить ее, как государство в государстве, разорвать наконец пути сложившегося двоевластия, он начал заигрывать с ней, не понимая, что карательная служба никогда не станет опорой демократии, если ее не включить в жесткую систему закона.

В условиях партийно-чекистской "клетки" редкий человек может остаться самим собой. И чем дольше он живет в этом коллективном зверинце, тем все меньше замечает происходящие в нем самом перемены, пока наконец не начинает считать самого себя, свои взгляды, отношения, оценки вполне правильными и даже естественными. Постепенно они начинают совпадать с партийно-государственным мнением. Когда рабство вселяется в душу человека, он перестает ощущать себя рабом. Именно так и происходило со всеми нами, в том числе и с Горбачевым.

Еще один урок этой школы: человек рано или поздно понимает, с какой мощнейшей и всеподавляющей организацией имеет дело и насколько ничтожны его личные возможности. Чугунный каток. Нет необходимости повторять, что в объединенной корпорации "Партия — Государство — Карающий меч" человек даже не вечная песчинка, а просто возобновляемый ресурс — и не более того. Чтобы на уровне номенклатуры выжить в этой Системе, а затем добиться в ней каких-то перемен и сокрушить ее изнутри, надо очень хорошо знать эту Систему, все закоулки ее внутренних связей и отношений. Особенно ее штампы, чтобы потом их намеренно оглуплять, бесконечно повторяя. Не только состояние экономики, нищенская жизнь, техническая отсталость довели Систему до саркастического абсурда, но и пропаганда, с утра и до вечера утверждающая, что "все советское — самое лучшее".