Сергей Павлович - Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера.

Оказывается, управление «К» с помощью сниффера трафика, установленного на интернет-провайдере «Белтелеком», следило за моей активностью в Сети все время, что я проживал в этой квартире. Дальше лог анализировался с помощью программы NetResident.

— И как можно было уберечься от этого? — ответ на данный вопрос я уже знал и сам, но мне хотелось услышать его от Сушко.

— Выходить в Интернет, используя 3G-модем, оформленный, разумеется, на другое лицо, или через Wi-Fi — плохо защищенных Wi-Fi-сетей в твоем районе хватает. Ну и, конечно, никому не сообщать, услугами какого интернет-провайдера ты пользуешься, — мой визави, несмотря на его колхозный говор, оказался на высоте.

Вторым документом была выписка транзакций по карточке SMP Bank.

Я удивился, как много всего можно узнать из одной лишь выписки операций по кредитной карте: своей карточкой объект пользуется регулярно, его любимый бар — «Пристань» (в среднем три посещения за неделю), ресторан — «Майами блюз», парфюмерный магазин — «Брокаръ», продуктовая лавка — «Фуршет». Объект, вероятно, курит — покупка в сигарном доме «Фортуна», ездит на автомобиле с мощным мотором (5 декабря заправлялся на АЗС «ОККО» на сумму $51 — при цене бензина $0,8 это около 70 литров топлива) и живет с постоянной подругой (покупка на $366 в магазине нижнего белья Bell Femme).

Все покупки, кроме двух последних, совершены в Украине. 21 марта 2008 года закупался в Duty Free в аэропорту Борисполь, следующая транзакция уже в Египте. Вводим в Google jollie ville и узнаем, что объект остановился в отеле Jollie Ville в Шарм-эль-Шейхе. Все, финита ля комедия!

— Добавь к этому сотни тысяч камер наблюдения в каждом современном мегаполисе, — то, с каким интересом я разглядывал документ, не укрылось от глаз Сушко, — в одной Великобритании их более 4,5 млн, лицевые сканеры, сравнивающие лица случайных прохожих с базой данных разыскиваемых преступников, слежение по биллингу сотовых телефонов, американскую систему, позволяющую проследить за любой покупкой гражданина США (сопоставляются различные базы данных, по которым можно проследить за проведением крупных денежных операций, например снятием значительной суммы со счета в банке, покупкой билетов на самолет или поезд в один конец, прокатом автомобилей, покупкой оружия, химических препаратов и медикаментов) — каждый твой день может быть расписан по минутам.

— Почему вы меня под залог не хотите отпустить? — перешел я к более волнующей меня теме.

— Почему не хотим?! — на лице следователя появилось фальшивое удивление. — Мы обсуждали этот вопрос в своем отделе… Миллион… долларов, само собой, — и ты свободен.

— Вы там совсем рехнулись?! Какой миллион?

— Ну а что? На твоем компьютере нашли оптовые прайсы на оружие, сертификаты конечного пользователя (покупатель оружия гарантирует, что дальше его страны оно не пойдет), копии заключенных контрактов и договоров о намерениях, фотки с африканскими министрами, золото, алмазы… И ты еще говоришь, что миллион — это много?! — подытожил Сушко.

«Все-таки хорошо, что он не Господь Бог», — подумал я.

В марте мне в третий раз отказали в изменении меры пресечения под залог. Незадолго до этого следователь в очередной раз продлил срок содержания под стражей, хотя клятвенно обещал мне закрыть дело и начать знакомить с материалами. Я тут же обжаловал «продленку» в суде, подал жалобу в Генпрокуратуру и объявил голодовку.

Голодовка — добровольный отказ от пищи — в стенах жодинского централа выглядит примерно так: первым делом тебя помещают на «сборку» — небольшой «отстойник» (1,5 x 2,5 м), средняя температура в котором не превышает +10 °C — приходится спать в трех штанах, двух свитерах, пуховике, шапке и перчатках, и все равно замерзаешь. Шконка откидывается только на ночь, матрас вовсе не выдают. Из личных вещей не разрешается брать с собой почти ничего — я с боем пронес мыло, зубную щетку и полотенце. Форточка не открывается, на прогулки не водят, курить не разрешают. Писать не можешь (ручки и бумагу забирают), читать — тоже, письма и газеты не приносят. Кипяток не дают. Некоторым не разрешают взять с собой даже теплые вещи. Дозваться кого-нибудь из тюремного начальства, хотя бы ДПНТ (дежурного помощника начальника тюрьмы) невозможно.

Не знаю, в какой срок администрация тюрьмы обязана ставить в курс прокурора и следователя, но здесь этого не делают вообще — администрация тюрьмы умышленно создает все условия, чтобы ты сломался и поскорее отказался от своих требований.

Больше всего хочется есть на шестнадцатый-восемнадцатый час после отказа от пищи. Потом о чувстве голода просто забываешь.

На четвертый день пришла моя адвокат:

— Давай снимайся с голодовки, — сказала она. — Прокуратура ответила, что эта «продленка» была последней, скоро начнешь знакомиться с делом.

— Ну слава богу — хоть какая-то определенность…

— Зачем ты вообще все это затеял? Голодовка как форма протеста в Беларуси себя уже полностью исчерпала, на нее просто не обращают внимания…

— Я в жалобе об этом написал — вот и пришлось объявлять.

— Ладно, своего добились. Теперь ждем следователя с делом…

В тот же день меня вернули в прежнюю камеру. Я сильно застудил поясницу — пришлось пить диклофенак и разминаться.

— Ты слышал, что арестовали Миклашевича, еще одного полковника из управления «К»? — спросила меня Воробьева на следующий день после окончания моей голодовки.

— Бог не фраер — он все видит.

— ?..

— Они всем отделом решали, за какую сумму меня отпустить. Называли миллион, — пояснил я. — Юмористы, блин… Вот уже и второй из управления «К» сидит…

— Ну нам от этого не легче. Сейчас Сушко подойдет, он позже меня выехал. Ознакомит тебя с результатами искусствоведческой экспертизы. Он, кстати, теперь замначальника управления — Макаревичу пришлось уволиться, сильно над ним тучи сгустились. Так Сушко его кресло и занял.

Первым из документов, которые в тот день показал мне следователь, оказался обвинительный акт, подписанный специальным агентом Секретной службы США.