Анатолий Кожевников - Стартует мужество

— Все в порядке, товарищ командир, — доложил Васильев. — Ремонт закончен, машина к полету готова. Боялся, что не успею. Когда увидел, что вы пошли на командный пункт, у меня аж сердце екнуло. Однако успели.

Через пять минут мы с Кузей взлетели и взяли курс на запад.

Скоро линия фронта. Не однажды приходилось ее перелетать. И на малой высоте, и на большой, и за облаками, и под ними. Испытали мы здесь и однослойный и трехслойный огонь. Но никогда я так не тревожился, как сегодня. Не за свою жизнь, нет. Просто хотелось как можно лучше выполнить задание. Понимал, что оно очень важно. Ведь не зря сам генерал прилетел.

Линию боевого соприкосновения решил перейти южнее города Павловска на Дону. Всходило солнце. Розоватые лучи играли на влажной листве деревьев, на крышах домов прифронтовых деревень. Вот и передний край. Сейчас фашисты начнут наводить орудия и откроют огонь.

Над землей — серая полоска тумана. Резко снижаюсь, чтобы скрыться за ней от наблюдения с земли. Кузьмин без сигнала понял маневр. На предельной скорости, чуть касаясь туманного покрывала, уходим в глубь территории, занятой противником.

Полоска тумана внезапно кончилась, и тотчас захлопали зенитки. Маневрируя между разрывами, набираем высоту. По мере приближения к железной дороге обстрел усиливается.

Показалась Алексеевка. Станция почти пуста. На путях разбросаны вагоны — результат недавнего налета наших штурмовиков. Однако дорога работает. «Значит, восстановили», — отметил я про себя и лег на курс Алексеевка — Острогожск. Черные султаны разрывов появлялись то слева, то справа.

На перегоне показался длинный состав. Он шел в сторону фронта. Дым, вырываясь из паровозной трубы, расстилался над вагонами и, словно зацепившись за придорожные телеграфные провода, долго не расходился. В одном месте рельсы сбегают в глубокую выемку. А что, если?.. Несколько секунд раздумья — и принимаю решение: атаковать состав в момент выхода паровоза из выемки.

Поезд быстро бежит между холмов. Не спускаю взгляда с намеченной точки встречи паровоза с реактивными снарядами.

— Еще рано, рано, — повторяю про себя, словно боюсь сорваться раньше времени. Минута, другая, третья… Пора! Энергично развернув самолет, круто пикирую до бреющего полета. Лишь бы не ошибиться, не промахнуться. Под самолетом все слилось в сплошной серый фон. С эшелона не стреляют. А может быть, я просто не замечаю?

Паровоз выскочил из выемки. В это время мой самолет находился от него на расстоянии не больше четырехсот метров. Бросаю сектор газа. Левая рука легла на кнопки сбрасывателя реактивных снарядов. Нажим ладонью — и впереди, совсем близко, под паровозом блеснули вспышки разрывов.

Самолет проносится над дорогой. Увеличиваю левый крен, теперь мне видно, что делается на дороге. Черное тело паровоза, окутанное паром, лежит на насыпи. На него, вздымая серую пыль, наползают вагоны, доверху заполняя выемку.

Кажется, только сейчас сделал первый вздох после атаки, вспомнил о боевом друге. Где он? Кузя летел в двухстах метрах позади.

Дело сделано! От радости хочется кричать, петь… Маневрируя, пробиваемся сквозь шквал зенитного огня и берем курс на свою территорию. Какая удача! Выполнили задачу, которую должны были решить штурмовики. Движение по обходной железной дороге на фронт остановлено.

На аэродром мы сели, не сделав даже традиционного круга. Быстро подрулили к стоянке. Нас встретил генерал, с нетерпением ожидавший результатов разведки.

— Ваше приказание выполнено, товарищ генерал… — И я подробно доложил о вылете.

Генерал внимательно выслушал и, отступая от всякой официальности, взволнованно произнес:

— Да знаете ли, что вы сделали, дорогие мои?

— Знаем, товарищ генерал. Потому и делаем, что знаем, — восторженно ответил Кузьмин за нас обоих.

— За отличное выполнение задания представить к правительственной награде, — приказал генерал командиру полка.

Он тут же отдал распоряжение произвести фотографирование разбитого поезда.

К обеду были получены снимки. Мы с Кузьминым превратили в груду обломков эшелон из нескольких десятков вагонов с танками и солдатами.

— Хорошо получилось, — говорил Кузьмин. — И как это ты догадался атаковать? А зенитки что делали! Думал, собьют.

— Неужели? Знаешь, во время атаки, кроме паровоза, ничего не видел, — сказал я и в свою очередь спросил: — А почему ты отстал во время атаки?

— Не хотел пропустить поезд, — объяснил Кузя. — Я сразу понял твой замысел и для полной гарантии решил отстать. Если бы ты промахнулся, атаковал бы я. А все же хорошо получилось. Удачно.

У наших друзей праздник — годовщина организации штурмового полка. Еще накануне вечером мы сговорились поздравить товарищей по оружию.

С утра, после первых вылетов, на аэродроме появилось армейское начальство. Бригадный комиссар Рамазанов неторопливо переходил от самолета к самолету, расспрашивал летчиков об их жизни, полетах, о доме.

— Как дела? — по-отечески спросил он у Кузьмина.

— Воюем, товарищ бригадный комиссар.

— Слыхал я про ваше звено. Хорошо воюете. А что же у вас ни одного ордена нет?

— Нам про это знать не положено. Наше дело воевать, а к орденам представляет начальство, — весело отвечал Кузьмин.

— Летали сегодня?

— Только что возвратились.

Кузьмин определенно понравился Рамазанову.

— Ну как, наступать будем? — обратился комиссар уже ко всем.

— Этого и ждем, — раздалось сразу несколько голосов. — Только когда, товарищ бригадный комиссар?

— Терпение, товарищи. Время работает на нас. Сами, наверное, видите, что фашисты выдыхаются. Судя по вашим докладам, готовятся зимовать в донских станицах.

— Вот бы их зимой накрыть на Дону, как под Москвой накрыли, — сказал Соколов. — Нам бы только самолеты отечественные получить! Эти «харрикейны» так надоели: ни скорости, ни связи. Хорошо, что наше оружие установили, а то бы совсем труба.

— Будут и самолеты. Будут! — заверил Рамазанов. — Сегодня ваши друзья штурмовики за хорошую работу ордена получают. Думаю, что и вас в скором времени поздравлять будем.

Попрощавшись, Рамазанов пошел к штурмовикам.

Когда мы остались одни, Кузьмин спросил у комиссара полка:

— Что же нужно сделать, чтобы быть награжденным?

— Мы награждены доверием народа, — сказал комиссар. — Бьем фашистов, отстаиваем нашу страну. Это самая большая награда.

Комиссара поддержали другие.

— Да не за орденами я гонюсь, — защищался Кузьмин. — Дело не в наградах. Но с орденом все-таки как-то лучше.

Все засмеялись.

Пока мы вели этот разговор, штурмовики обратились к командованию с просьбой — в честь годовщины слетать на задание всем полком. Вылет был разрешен. Цели — эшелоны на станции Каменка и автомобили на дорогах. Нам, как обычно, предстояло прикрыть штурмовиков и подавить зенитную артиллерию противника.