Игорь Оболенский - Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

Мы засиделись в ресторанчике неподалеку от Патриарших прудов далеко за полночь. Под конец Гурченко подозвала официанта и сказала, что сейчас мы все закажем себе десерт. Когда я отказался, она удивилась: «Вы у себя в Большом все на диете, что ли?»

Видимо, то, что я пришел на ужин из Большого, да еще обронил фразу, что после спектакля всегда очень голоден, создало столь обманчивое и столь же лестное для меня впечатление. Я не стал разубеждать Гурченко. Тем более что ее собственные рассказы за ужином были столь откровенны, что мне уже было неловко в конце сказать, что я — журналист.

Кстати, сама Людмила Марковна заказала себе яблочный штрудель с шариком мороженого. Поймав мой удивленный взгляд, она засмеялась: «Никогда не смотрю на часы и ем все, что пожелаю. Проходимость не нарушена!»

К сожалению, спектакля по книге Гурченко так и не получилось. А между тем юбилей приближался.

За несколько дней до круглой даты я набрал телефонный номер актрисы. Упоминать о том, что мы, в общем-то, уже знакомы, не стал. Просто представился и попросил ответить на несколько вопросов.

Гурченко долго не соглашалась. Я уже отчаялся, когда она неожиданно сказала: «Ну ладно, давайте поговорим».

— Людмила Марковна, вы прямо так и говорите о том, сколько вам лет…

— А что скрывать, когда на первой же странице моей книги написано: «Я родилась 12 ноября 1935 года». Скрывать? Глупо. Вообще мне за границей хорошо, там никто не знает, когда вышла «Карнавальная ночь». А здесь…

— Что для вас в жизни самое главное?

— Для меня главное — не терять о себе реального представления. А полностью реализоваться может только дурак. Если я что-то и реализовала, то, наверное, частично.

— Плата, которую вам пришлось заплатить за свой успех, была справедлива или слишком высока?

— Ничего себе вопрос! Чтобы на него ответить, мне надо переворошить всю свою жизнь. В чем-то справедлива, в чем-то нет.

— Вы знаете себе цену?

— Знаю, ну и что? Кому это нужно? Очень многое в жизни актера, да и просто человека, зависит от того, что с ним сделают обстоятельства. Да те же журналисты. Иногда обстоятельства оказываются сильнее. Надо быть талантливым, умным и, главное, материально независимым, чтобы спокойно заниматься тем, чем хочешь. Если этого нет, то и сиди себе со своим достоинством никому не нужный. Это БЫВАЕТ очень часто и ЭТО страшно. У нас актеры, которые работают кровью и потом, ничего не имеют — ни фабрик, ни лесов. Мне один руководитель города по культуре рассказывал, как после концерта к нему подошел певец. «Я ему говорю: «Спасибо, вы так хорошо пели». А он мне: «Слушайте, а как у вас тут с лесом?» Понимаете? У певца таланты во всех направлениях. Сейчас при таких талантах и петь легче. Вы рассуждаете, как человек нового времени. А я рассуждаю с позиции и того времени, и этого. Вот вам зачем знать себе цену?

— Мне представляется, что если я буду знать себе цену, то не стану размениваться на мелкие вещи.

— Вам представляется! А если вам захочется есть или не на что будет накормить семью, то как миленький пойдете в кинотеатр и начнете перед сеансом: «Здравствуйте! Вы все, конечно, видели мои фильмы. Автограф? Пожалуйста! Сфотографироваться? Пожалуйста!» Так жили и умирали наши великие комики. Сейчас, совсем недавно. Георгий Вицин — актер мирового класса, а умер в нищете. Со своим достоинством, своим талантом.

— Значит, утверждение, что не в деньгах счастье, глупо?

— Конечно. Счастье не в деньгах, оно — в таланте. Обрамленном хорошим материальным положением. Почему знаменитая красотка Джулия Роберте в 37 лет уходит из кино, чтобы нянчить своих близнецов? Потому что у нее достаточно денег. У меня в жизни никогда не было такой возможности — хлопнуть дверью и уйти. А вот меня уходили. Потому что была никому не нужна. И я была вынуждена элементарно добывать себе хлеб. В Голливуде такое никому не снилось! Если бы кто-нибудь из них снялся в «Карнавальной ночи», которая принесла миллиарды рублей… А я после картины угол снимала. О чем говорить?

— Вам не обидно, что в силу особенностей нашей страны…

— (Перебивая.) Мне больно. А «обидно» — это не то слово. Но боль уже заскорузлая, я к ней привыкла. Привыкла, что газета может написать, что у Гурченко отнялись ноги, а я в этот момент танцую на сцене.

— До сих пор обращаете внимание на то, что о вас пишут?

— Любой человек обращает. Я сильно переболела, когда с началом перестройки пошла вся эта писанина. А потом вдруг стало все равно: а-а, пишите, что хотите.

— Что для вас является верхом позора и унижения?

— Верхом позора? Когда я не могу доказать какие-то ужасные… Когда бесполезно отрицать глупые, странные, унизительные наветы. Я не снималась столько лет, да? А кто-то написал, что я все эти десять лет пила, поэтому и не снималась. Как мне к этому относиться? Начинать рассказывать, что после «Карнавальной ночи» я была ребенком из Харькова двадцати лет. И когда мне предлагали выпить, я отвечала, что не пью. А в ответ слышала: «Ха! Она не пьет!» И я со слезами пыталась доказать, что это действительно так. А папа морды бил тем, кто какие-то гадости обо мне распускал. К нему могли подойти и спросить: «А правда, что на самом деле ей 40 лет, а такой молодой ее с помощью грима сделали?» Хотя моей маме тогда было 38. Так что я прошла через массу каких-то вещей, когда слышишь о себе явную неправду и ничего не можешь доказать… Я не понимаю, вы журналист, а такие вопросы задаете.

— Глупые?

— Не то что глупые. Но если вы читали мои книжки и подготовлены со мной разговаривать, то должны знать ответы на все эти вопросы.

— Но вы же написали эти книги не вчера, и ваши оценки могли поменяться…

— Ну что «поменяться»… Вот если вам скажут, что вы — говнюк. Пойдите докажите, что это не так.

— А это смотря кто скажет, Людмила Марковна. Если человек, чье мнение мне безразлично, ничего не буду доказывать.

— Вы не равняйте. Вы можете сказать, что на улицах люди вас останавливают, здороваются, желают? Это разные вещи. И когда в газетах начинают писать самые уничтожительные вещи…

— Разве не нужно человеку, занимающемуся любой публичной профессией, быть к этому готовым?

— А как к этому можно быть готовым? Вчера ты был нищим, никому не известным актером из театра, а сегодня снялся в 8-серийном фильме и стал известен всей стране. Как ему начинать новую «популярную» жизнь? Разве вообще можно сравнивать то время и это?

— Нынешнее время не лучше?

— А чем оно лучше? Лично для меня все одинаково. Я тогда работала, как лошадь, и сейчас работаю. Да, сейчас можно заработать. Но сил-то прежних уже нет. Можно, конечно, петь под фонограмму. При этом потихонечку и потерять профессию. Нет-нет, я этого не хочу.