Андрей Коренев - Кадетская история

— Мальчики! Из Красноярского края есть кто?

— Есть! — раздается в ответ нестройный хор голосов, — Аркашка! Головин! Тебя старики спрашивают!

— Откуда, братишка?

— С Ужура… — высокий широкоплечий подросток смотрит настороженно.

— Рядом с нами!.. — радостно переглядываемся мы, — Аркадием зовут? Я — Володя! Я — Андрей! Ну, здравствуй, братишка! Как дела? Какая нужна помощь?

У «мальчика» глаза горят гордостью, а другие первокурсники смотрят на него с завистью — везет, «старичков» своих нашел! И взахлеб рассказывает, как ехали в Уссурийск, сколько их было с Красноярского края, как с ними организовали встречу с выпускником Уссурийского суворовского училища по фамилии Шарапов…

— Постой, постой… — переглядываюсь я с Карамышевым, — он же в военном училище должен учиться?… И перейти на второй курс?…

— Должен, — согласно кивает мальчик, — только он почему-то из училища сразу уволился, и его направили дослуживать солдатом… Попал Шарапов служить в Афганистан, и уже комиссовался… Награжден орденом Красной Звезды за мужество и героизм. Калека он. Без ног…

— Как?… — ошеломленно переглядываемся мы. В душе буря чувств — год назад видели Шарапова здоровым, семнадцатилетним подростком, а сейчас он уже герой-калека, пришедший с настоящей войны и награжденный фронтовой наградой? В восемнадцать лет?… Буря чувств… Как такое может быть?… Ведь вроде бы нет войны?… И рвется душа туда — в бой. И клянусь себе — я буду в Афганистане…

Правду говорили — все забитые и послушные тихони, которые исполняли любые пожелания старшекурсников, когда сами стали «старичками», начали отличаться излишней жестокостью, стараясь добиться от молодых кадет выполнения того, что делали сами. Но таких было мало, и все их требования, унижающие честь и достоинства младших кадет, пресекались нами же твердо и решительно.

Однако основные проблемы у нас возникли не с «мальчиками», а внутри коллектива. На первом курсе мы впитывали от старших все кадетские законы и правила, если что-то не знали или не могли понять, то обращались к старшим, которые были судьями и авторитетами. Теперь хранителями кадетских традиций были мы, и мы должны были служить примером для молодых кадет, и тут такой позор…

Рота гудела как разворошенный улей. Среди кадет оказался стукач, что ложилось пятном позора на все кадетское братство и делало четвертую роту объектом насмешек и пересуда для кадет из других рот. Пострадавший в результате доноса командир отделения вице-сержант Фролов Санька, в обиходе просто Фрол, в сотый раз отозванный для уточнения подробностей с жаром рассказывал:

— И вот подхожу я к канцелярии, хотел у взводного Кота отпроситься в увольнение, слышу — он с кем-то разговаривает. Ну, стою, жду, думал тет-а-тет с ним перетрещать, тут вроде бы мою фамилию за дверью называют. Я к двери — ухо приложил — а там, какая-то падла Коту рассказывает, как я за спортивным городком курил! Спрятался в коридоре, а сам пасу — что за гнида от Кота выйдет. Ну, выходит, кто думаете? Воронин! — лицо Фрола раскраснелось от гордости за выявленного им стукача и обилия проявляемого к нему внимания.

Кадеты кучковались по углам, обсуждая эту вопиющую новость и предлагая различные варианты наказания виновного. Честь выбора окончательного варианта экзекуции предоставили Фролу, как пострадавшему и за курение лишенного увольнений на целый месяц. Воронин был здоровый и нетрусливый малый, поэтому сценарий был разработан тщательно и все роли распределены конкретно по каждому кадету.

Ответственным по роте заступил командир четвертого взвода, что для планируемого было на руку, так как сразу после вечерней поверки Таракан не надоедал своими шараханиями, а сразу поднимался на второй этаж в канцелярию, где недолго читал, пил чай и заваливался спать глубоким непробудным сном.

В этот вечер рота порадовала Таракана своей организованностью и управляемостью. Ни один суворовец не опоздал в строй на вечернюю поверку после умывания и туалета, все успели подшить воротнички и начистить до блеска обувь, а самое удивительное — когда он зашел в казарму дать команду строиться — рота стояла в строю и вице-сержанты осматривали подчиненных. Таракан даже крякнул от удовольствия. Орлы!

По команде «Отбой!» кадеты быстро разделись, аккуратно заправили обмундирование и легли по кроватям. В помещении воцарилась тишина, никто не болтал, не шептался как обычно и Таракан с отеческой нежностью подумал, что мальчишки, однако уж сильно умотались. Для приличия, почитав нотации дежурному по роте Василькову и наказав разбудить его, если что случится, Таракан широко зевнул и пошел в канцелярию.

Васильков, выждав некоторое время, тихонько поднялся на второй этаж. В канцелярии свет был отключен, и из-за двери раздавалось равномерное сопение. Васильков спустился вниз, махнул дневальному в сторону лестницы: «Карауль!», сам зашел в спальное помещение и негромко кашлянул.

Спавший рядом с Ворониным кадет Ярцев не спеша поднялся, подхватил свое одеяло и набросил его Воронину на голову. С соседних кроватей подскочило еще пару кадет. Дав несколько хороших тумаков, они отпустили Воронина. Когда ничего не понимающий Воронин дрожащими руками сорвал с головы одеяло, то увидел что вокруг него плотным кольцом стоит вся рота.

— Ты кадет или стукач?

— Кадет…

— Какой же ты кадет, если стучишь?

— Пацаны! Да вы что?!..

— Подожди! Вот стоит перед тобой Фрол. Скажи ему в глаза — ты его Коту застучал? А мы посмотрим, стоит ли тебе носить имя кадета!

Момент был решающий. Рота ждала ответа, затаив дыхание, и от его правдивости зависела его дальнейшая судьба. Воронин был неплохим кадетом, вице-сержантом, здоровым малым, пользовался авторитетом. Сознается — будет иметь шанс остаться в коллективе, поглядим на него, стоит ли ему быть кадетом. Соврет — все! Презрение, бойкот, когда ему даже из его земляков никто руки не подаст…

— Пацаны, простите… — обречено прошептал Воронин.

— Вставай! — решительно произнес Ярцев, — Дерись с Фролом!

Никто не сомневался, что в настоящей драке Фрол не выстоит против Воронина, но сейчас за Фролом стояла рота нахмурившихся кадет, а за Ворониным всепожирающее его чувство вины. Фрол ударил Воронина два раза, тот даже не поднял руки, чтобы защититься.

— Теперь садись! В наказание тебе сейчас вся рота пройдет и проставит фофаны в лоб! Чтобы на всю жизнь запомнил, ты — кадет, а не стукач!

Воронин сидел на кровати, сжав зубы, на глаза наворачивались слезы и ему казалось, что цепочка кадет, отвешивающих ему фофаны, никогда не кончится…

— Мужики! Там в отпуск приехали наши прадедушки! Которые до нас в нашей роте учились! Череп разрешил к нам зайти — они с нашего взвода!