Елена Макарова - Движение образует форму

— Не могу. Не помню, как она выглядит…

— Тогда представь букву U. На одной ее стороне, лицом к смотровой вышке, будет сидеть Кин, а с внутренней стороны — зеркало, в него будет смотреться киновская семья, — помнишь фотографию, где его родители, бабушка и дедушка, дядюшка Ричард с женой Марией сидят на скамейке? Где-то в метре от них будет стоять настоящая скамейка, похожая на ту, что на фотографии, и тот, кто на нее сядет, станет частью киновской семьи…

Я объясняю, Франта чертит в компьютере.

— То есть вся эта штука будет метров пять в длину и метра три в ширину?

— Где-то так.

— Но фотография на мусорном баке узкая.

— Да. И зеркало будет таким.

— А что на той стороне, которая смотрит на расстрельную стену?

— Фото Кина за мольбертом в пражской квартире. И название выставки.

— Все это сложи в отдельный файл, с текстами. Акварельный портрет, говоришь? Только на дорогой бумаге. Вместо трехсот напечатаю сто. По цене пройдет. Все, я пошел. Нет, не пошел. Кто-то обещал кофе.

Я варю кофе, Франта разговаривает с женой. Марушка, Терезка, Кочка… Одну забрать из садика, другую отвезти на вокзал… Ездит он на сумасшедшей скорости, однажды ему чуть голову не снесло. «Его не переделаешь, — говорит Милада, — только Богу молиться». Жена у Франты верующая, другая бы его не выдержала.

— Три ложки сахара, если можно!.. Я заметил, — говорит Франта, — что ты выбираешь похожих людей. Фридл, Ведя, Кин — все художники, все педагоги, все занимались дизайном, писали что-то выдающееся…

— Бедя не писал.

— Не писал, так говорил. Его ж не убили.

Франта сбегает по лестнице, влетает в машину и исчезает из виду.

Он прав, меня действительно притягивает к себе особый тип людей. Может, втайне я мечтаю о том, чтоб и меня не забыли? В книге о Кине воспоминаниям его учеников отведена отдельная глава.

«Это был гениальный человек, в свои двадцать лет он успел прожить целую жизнь, жениться, стать большим художником, поэтом, — стихи он писал по-немецки, говорил по-чешски… Вокруг него всегда были люди.

Я с малолетства черкала бумагу, и родители устроили меня рисовать к Петеру Кину. Занимались мы в пражской Виноградской синагоге, на нашем курсе было человек двадцать. Мы не имели права ходить в школу, и еврейская община организовала различные курсы. Я была очень стеснительной, всегда забивалась в угол, боялась быть на виду. Петер это заметил и помог мне освоиться…

Мы рисовали модель, а Ильза, жена Петера, читала нам вслух стихи, иногда мы слушали прекрасную музыку, а в перерывах рассматривали книги по искусству. Помню, на меня огромное впечатление произвели рисунки Домье, и Петер, заметив это, разрешил мне взять книгу домой.

Это была какая-то невероятная атмосфера, в ней рождались удивительные мысли и чувства, ничего подобного я в жизни не испытывала, ни до, ни после. Райский остров в эпицентре землетрясения. Остановленное время».

«Для нас, еврейских ребят, эти курсы были оазисом. Здесь мы снова чувствовали себя учениками, полноценными людьми. И делали потрясающие успехи. У Петера была уникальная система преподавания. Он вдохновлял нас, и мы легко выполняли сложнейшие задания. Петер подсказывал мне, какие выставки посмотреть и какие книги прочесть. Чтобы не ходить на выставки, где надо было прятать звезду, я ходил рисовать в читальню, брал альбомы Дюрера, Леонардо, Жерико и других и делал копии.

Петер был неисчерпаем, в его альбомах для набросков можно найти все — пейзаж с видом на Градчаны, Ильзу за швейной машинкой, лица студентов, философские размышления, эскиз плаката, письмо к ученикам, эскизы детских игрушек, мосты, парки, жанровые сцены или пса, спящего перед дверью. Жаль, что курсы продолжались всего десять месяцев. Кин с грустью объявил, что курсам пришел конец, и для поддержания в нас веры в будущее раздал всем свидетельства: господин такой-то десять месяцев посещал курсы прикладной графики…»

Так же, как и Фридл, Кин не только учил практическому делу, но и читал своим студентам лекции по искусству, рекомендовал художников. В Терезине ему удалось, пользуясь расположением влиятельных лиц из организации еврейского самоуправления, пристроить своих пражских учеников в чертежный отдел. Тем самым Кин подарил им бесценный подарок — год, а то и два жизни. Служащие этого отдела продержались в Терезине до конца сентября 1944 года.

От Кина — к форуму.

Сколько оттенков можно получить при смешивании двух основных? Кто больше? Первокурсницы сочиняют цвета. Девушка из Ханты-Мансийского округа подписала каждое цветовое пятно — сколько капель воды и краски она берет, чтобы получить тот или иной оттенок.

Другая девушка наконец влюбилась в акварель.

«Все кругом сейчас нарисовано акварелью, и раньше я это все с удовольствием вдыхала. А сегодня вдруг захотелось нарисовать. И не потому что показалось — смогу, — просто образовалась какая-то доселе неизвестная потребность. Наверное, все дело в семинаре!»

— Пани Макарова!

Я выглядываю в окно, машу рукой предводителю костюмированных шествий.

— Иржи, поднимайся, второй этаж, комната номер два!

Двенадцать лет тому назад, когда мы снимали фильм о кабаре в Терезине, он водил меня по подземным тоннелям. «Водил» — фигура речи. В основном мы ползли, выпрямиться можно было на редких участках. Земля просела, объяснял Иржи. Шахтерский фонарь, прикрепленный к козырьку армейской фуражки, освещал царство Харона. Больше всего я боялась, что перегорят батарейки. Но Иржи меня успокоил: у него при себе запасные.

Выхожу из форума. Захожу в папку «Виды Терезина». Иржи — единственный человек на свете, который способен распознать места, нарисованные Кином.

Он вошел, встал за моей спиной. Вечный солдат, глава молодежной организации «Помощь армии».

Я предложила сесть рядом — удобней смотреть на экран.

— Нет, мне все видно… Валы. Восьмая фортификация, — сказал Иржи, взглянув на первый рисунок. — А это четвертый редут.

Он достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку, расправил ее и поставил на плане две жирные точки.

— Но как я потом узнаю, где что?

— Составим список и пойдем. Сами не найдете.

Фамилия Иржи переводится на русский как «грустный». Такой он и есть. Бледное серьезное лицо, худющее тело в военной форме и ноги в кирзовых сапогах.

Точек оказалось много. Иржи провел меня по всем. Некоторые виды совсем как на рисунке, некоторые невозможно узнать.