Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Хотя я и была желанным вторым ребенком, моя мать страдала разрушительными нервными срывами. Теория Карлоса не имела смысла.

— Знаешь, в тебе имеется нечто — я не знаю, что это. Эйми, ты просто не понимаешь ! Ты для нас больше, чем Эйфелева башня! Ты — Электрическая воительница, существо, которое мы ждем, — то здание, которое должно привести нас в Бесконечное !

Я смотрела на Карлоса с подозрением. Это было уж чересчур — откровенная лесть в стиле «Нью эйдж».

Я уехала в Беркли на следующий день. Он позвонил мне сразу же и затем связывался по несколько раз в день, непрерывно заботясь обо мне. Он трясся над моим здоровьем и моей диетой, советовал ежедневно есть бифштексы и не злоупотреблять фруктами, принимать антибиотики от ушной инфекции и избегать лечения зубов, в чем я ужасно нуждалась, — мой дантист пришел в ужас, когда я сказала ему, что Кастанеда запретил лечение, но в конце концов состояние моих зубов настолько ухудшилось, что мне пришлось лечить сразу несколько . Он развлекал меня несмешными шутками, и я платила ему тем же. Я все еще переживала травму от того, что ведьмы отвернулись от меня, но я все меньше и меньше обращала на это внимание, по мере того как общение с Карлосом продолжалось и, казалось, становилось все более глубоким.

— Ты увидишь, mi amorcita , это чувство между нами не одностороннее, оно взаимное. Ты увидишь .

Скоро мы будем выть друг на друга, как два зверя!

Действительно, влюбиться в Карлоса было невероятно просто. Он продолжал звонить по десять раз на дню, даже по прошествии многих недель. И объяснял, что мы не можем встретиться снова — энергетически время еще не наступило. Но он приветствовал меня утром словами: «Как поживает самая прекрасная женщина в мире с начала времен и поныне?» И каждый вечер он мурлыкал: «Как ты , mi mamita, mi corazón ? Твой мужчина сходит с ума по тебе!»

Карлос метался, переходя от романтического шепота к душераздирающим рассуждениям о смерти, таким же поэтичным, как и в его книгах. Потом он внезапно мог начать одну из своих веселых пародий — у него был огромный репертуар пародий на знаменитостей. Он развлекал меня смешным подражанием Энтони Куинну, играющему дона Хуана в киноверсии его книги, плачущего и повторяющего: «Кто же будет играть меня? Я слишком маленький, слишком невзрачный! Возможно, им нужно договориться с Шоном Коннери!» Он весело фантазировал, что произойдет, если он примет приглашение появиться на шоу Дэвида Леттермана.

— Леттерман: «Вы действительно превращались в ворону?»

— Кастанеда: «Да, Дэвид. Как я могу описать это? Это похоже на нечто, это включает…» — и пошел поехал с запинками, мучительными увертками. Способность Карлоса слушать была такой же невероятно привлекательной, как и его способность рассказчика. Это опьяняло. Его внимание было всеобъемлющим, его любопытство огромным. Все это поразительно контрастировало с невниманием во время беседы большинства из нас Его манера располагала к доверию, люди жаждали рассказать ему свои тайны. Этим он напоминал мне моего отца.

Он сказал, что дон Хуан давал ему «магическую задачу» слушать в течение сотен часов пьяный, повторяющийся бред, пока Карлос не доведет до совершенства способность оставаться заинтересованным, отдавать все свое внимание другому. Он советовал мне практиковать эту технику.

Карлос постоянно играл в прозвища для меня. Одно было «Полин», по имени главной героини из фильма « Риск Полины », — он считал мои наивность и невежественность относительно его опасного мира магов покоряющими своей новизной. В конце концов, соискатели обучения действительно ночевали под открытым небом на его пороге, знали его книги наизусть. Я была другой. Второе прозвище было «Жемчуг», от «Белая Жемчужина», — это актриса, которая сыграла Полин. Я отказалась от обоих прозвищ, опасаясь, что они могут приклеиться. Я знала, что, когда Кастанеда давал своему ученику магическое имя, это был очень важный момент, и я решила держаться до конца, моля, чтобы у меня не было одного из его имен в стиле « Звездных войн » типа Зуна, или Бело, или Нули. Я рисковала. Когда я сказала ему, что мне нравится имя Эйми, он почувствовал крайнее отвращение. Он считал имена, данные семьей, «рабскими». Эта дерзость так задела его, что мне пришлось оставаться Эйми много лет.

Карлос клялся в том, что желал встречи, чтобы я «могла дать ему то, в чем он нуждался» — мою энергию, — он сможет сделать то же самое для меня в обмен. Но какое-то таинственное препятствие не позволит этому случиться.

В этот период я попала в затруднительное положение.

Только что умер мой дядя. Сестра моего отца горевала вместе с моими тремя кузенами и их семьями.

Несмотря на то, что я всегда была ужасно далека от семейных отношений, я хотела пойти на похороны. Я уже знала, что Карлос осуждал похороны, свадьбы, и все семейные мероприятия, — нужно просто прочитать его книги, чтобы понять это. Я решилась лететь в Лос-Анджелес, взять такси до Форест Лон и на нем сразу же вернуться обратно.

Несколькими неделями позже я упомянула об этом при разговоре с Карлосом, прощупывая почву.

Он был потрясен:

— Ты была ТАМ?!

— Недолго, — ответила я небрежно. Я использовала тактику Кастанеды на Кастанеде, и это был один из тех немногих случаев, когда я видела его выведенным из равновесия. Я не просила разрешений, я не просила о встречах с ним. Я слегка волновалась, что если промахнусь, то упущу свой шанс, но обнаружила, что происходит обратное. Я действовала подобно персонажам в его книгах — я была «недоступна» слегка таинственна и независима от его команд. Он был так удивлен, что скомкал свою обвинительную речь и страстно захотел меня увидеть. Я неожиданно приоткрыла «дверь».

Заглянув в нее, я увидела первый отсвет того, что потом станет моей связью с Карлосом, полной страстной любви-ненависти, с моим метанием между независимостью и преданностью, моими сальто-мортале между обожанием и неповиновением. Я не могла бы придумать более несчастливую, упрямую и неразлучную пару.