Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

По классической версии, которую мы только что начали рассказывать, да не дорассказали, Гарсиа Маркес развернул автомобиль в ту же минуту, как только то первое предложение зазвучало у него в голове, и, лишив семью обещанного отдыха, помчался назад в Мехико, где, едва добравшись до дому, тут же приступил к работе над романом. Согласно другим версиям, он, пока ехал в Акапулько, все повторял про себя это предложение, вникая в его смысл, потом, в Акапулько, сделал развернутые записи и с чувством, с толком сел за роман уже по возвращении в столицу [743]. Пожалуй, это наиболее убедительная из версий, хотя во всех существующих отпуск был прерван и его сыновьям и многострадальной Мерседес, которая тогда даже не догадывалась, сколько еще ей всего предстоит вытерпеть, пришлось проглотить свои разочарования и ждать другой поездки на отдых. Такой случай представится им еще не скоро.

Спустя годы Гарсиа Маркес скажет, что на следующий день по возвращении домой он, как обычно, сел за печатную машинку, только «на этот раз я не вставал восемнадцать месяцев» [744]. На самом деле писать книгу он будет — с небольшими перерывами — не больше года, с июля 1965-го по июль — август 1966 г., но всегда будет утверждать, что работал над ней восемнадцать месяцев, быть может потому, что в действительности на ее создание ушло восемнадцать лет. Плинио Мендосе он признался: «Я отчетливо помню, как, сев за работу, с огромным трудом закончил первое предложение и со страхом спросил себя: а что же, черт возьми, дальше? В сущности, пока в джунглях не был найден галион, я даже не надеялся, что книга получится. Но с того момента я начал работать как одержимый и с превеликим удовольствием» [745].

Иными словами, лишь написав десять страниц и дойдя до эпизода, в котором первый Хосе Аркадио Буэндиа натыкается в тропическом лесу на испанский галион, он понял, что на этот раз магия не исчезнет и что теперь он может вздохнуть свободнее. Это произошло в первую неделю его работы над романом, когда он еще находился в отпуске. Все тяготы последних пяти лет начали отступать. Он собирался написать восемьсот страниц, но в итоге уложился примерно в четыреста — не так уж и просчитался, как оказалось. На тех четырехстах страницах он изложит историю жизни четырех поколений рода Буэндиа. Первые из них прибывают в городок под названием Макондо где-то в XIX в. и становятся участниками событий ста лет колумбийской истории, которые они переживают со смесью растерянности, ожесточения, одержимости и черного юмора. Род Буэндиа от детской невинности переходит к этапам развития мужчины и женщины и в итоге угасает: на последней странице романа последнего из них сметает с лица земли «библейский вихрь». С тех пор как книга вышла в свет, критики бесконечно спорят о значении этой концовки. В книге шесть центральных персонажей, с которых начинается роман (они доминируют на протяжении всей первой половины повествования): Хосе Аркадио Буэндиа — основатель поселка Макондо, по натуре легко возбудимый человек; его жена Урсула — стержень не только своей семьи, но и всего романа в целом; их сыновья Хосе Аркадио и Аурелиано (полковник Аурелиано Буэндиа считается главным героем книги); их дочь Амаранта (она в детстве страдала, а став женщиной, озлобилась); и цыган Мелькиадес (время от времени он приносит в Макондо новости из внешнего мира и в конце концов остается в городке). История Колумбии рассматривается сквозь призму двух важных событий: Тысячедневной войны и расправы над рабочими банановых плантаций в Сьенаге в 1928 г. На фоне этих двух исторических событий протекало и детство самого Гарсиа Маркеса.

Он всегда хотел написать семейную сагу, действие которой разворачивалось бы в Аракатаке, в книге переименованной в Макондо. И теперь такую сагу он писал. Однако речь в романе идет не только о семье полковника Николаса Маркеса, все еще преисполненной ностальгии и тоски по героике прошлого, как в «Палой листве», хотя автор относится к ней с высокомерной иронией. Это также роман о семье Габриэля Элихио Гарсиа, описываемой пародийно, сатирически, с налетом комизма, одновременно с симпатией и жестокой насмешкой. И автор этой книги не двадцатилетний юноша, который начал писать «Дом», а, как ни странно, маленький мальчик, чьи впечатления тот двадцатилетний юноша вспоминал с такой ностальгией; и тот маленький мальчик идет рука об руку не с полковником Маркесом, а с сорокалетним отцом семейства, коим теперь является сам Гарсиа Маркес, писатель, прочитавший всю мировую литературу и переживший один из основополагающих возрастных этапов человеческой жизни.

Что произошло с Габриэлем Гарсиа Маркесом? Почему теперь, по прошествии стольких лет, он оказался способен написать эту книгу? На него снизошло озарение, и он понял, что вместо книги о своем детстве он должен писать книгу воспоминаний о своем детстве. Книгу не о действительности, а книгу, отражающую действительность. Книгу не об Аракатаке и ее обитателях, а повествование с точки зрения тех людей. Вместо того чтобы в очередной раз пытаться воскресить Аракатаку, он должен попрощаться с Аракатакой, ведя повествование не просто с позиции ее обитателей, а вкладывая в него весь свой опыт, все, что ему известно о мире, все, что он собой представляет и воплощает как латиноамериканец второй половины XX столетия. Иначе говоря, он должен не обособлять дом своего детства и Аракатаку от внешнего мира, а принести этот мир в Аракатаку. А главное, в эмоциональном плане, вместо того чтобы пытаться вызвать призрак Николаса Маркеса, он должен сам стать Николасом Маркесом.

Он испытывал облегчение, струившееся по нему на самых разных уровнях, в самых разных направлениях; все тяготы и муки, неудачи и разочарования вытекали из него. Свобода, уверенность в собственных силах, самоутверждение — все это воплощалось в его удивительном творении. И он знал — знал уже тогда, когда еще только приступил к работе, — что оно станет уникальным, возможно, бессмертным произведением, которое в ходе работы приобретало размах самостоятельного грандиозного мифа. Посему, конечно же, он пребывал в эйфории. Даже ему самому казалось, что он творит чудо, волшебство; потом то же самое почувствуют и читатели. И это действительно был магический процесс в наивысшей степени напряжения — магия создания литературного шедевра. Более того, работа над романом имела терапевтический эффект: вместо того чтобы пытаться, словно невротик, с маниакальным упорством и усердием воссоздать события своей жизни так, как он их запомнил, он теперь по своему усмотрению реструктуризировал все, что когда-либо слышал или испытал сам, и книга его приобретала ту форму, какую хотел придать ей автор. Так что это и впрямь был магический, волшебный, эйфористический роман, исцелявший Маркеса от множества недугов.