Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Гарсиа Маркес решил не возвращаться в Колумбию на первый тур выборов, назначенных на май. Но, находясь у себя дома в Мехико, он выступил по телевидению, объясняя, почему он поддерживает баллотирующегося во второй раз кандидата от консерваторов Андреса Пастрану и обязуется «стоять плечом к плечу с Андресом». Гарсиа Маркес поддерживает консерватора! Что сказал бы полковник Маркес?! Родственники писателя были недовольны и, в общем-то, обескуражены его «изменой». Но говорили, что Пастрана близок с кубинцами из Майами и, вероятно, Гарсиа Маркес счел, что тот тем или иным способом будет содействовать урегулированию кубинского вопроса. Предполагалось, что Гарсиа Маркес со своей стороны будет способствовать развитию системы образования. Этот вопрос в политической программе Пастраны был вторым по важности после налаживания позитивного диалога с герильей.

Либеральная пресса, хотя и без особой охоты, набросилась с яростной критикой на Гарсиа Маркеса. Д'Артаньян напечатал в El Tiempo блестяще остроумную статью, которая явно должна была стать эпитафией на политической могиле Гарсиа Маркеса, ибо если до сей поры он участвовал в политической жизни Колумбии, то теперь уж, конечно, в глазах либералов как политик он умер. Правда, сомнительно, что его влияние на администрацию Пастраны было очень уж велико. Никто не видел, чтобы он и Андрес когда-либо «стояли плечом к плечу» [1264]. Гавириа, проницательный прагматик, пытался добиться того, чтобы Кубе вернули членство в Организации американских государств, из которой она была исключена вот уже тридцать четыре года назад, но, как и ожидалось, США наложили вето на его резолюцию. Соответственно в том, что касалось Кубы, Пастрана заранее оказался в безвыходном положении — возможно, он этому только обрадовался, — и получалось, что планы Маркеса в отношении Пастраны и Кубы провалились еще до вступления кандидата в должность президента. Поэтому, очевидно, писатель, несмотря на свои клятвенные обещания помогать новой администрации, фактически не интересовался делами Колумбии следующие четыре года. Клинтон был заинтересован не в улучшении отношений с Кубой, а в «позитивном диалоге» Пастраны с герильей, что обещало положить конец наркоторговле, и осенью президент Межамериканского банка развития, частый гость в доме Гарсиа Маркеса в Мехико, выдал Колумбии огромный кредит на «достижение мира путем развития» [1265]. Следующие четыре года уготовят и для Колумбии, и для всего мира массу драматических событий, но Пастрана будет одним из самых желанных гостей в Вашингтоне. 27 октября в сопровождении Гарсиа Маркеса он прибыл с официальным визитом в США — это был первый за двадцать три года государственный визит президента Колумбии в Вашингтон, — где его чествовали самые разные американские «испанцы» и «латины», в основном музыканты и актеры [1266]. Оказанный Пастране пышный прием был ему наградой за его предварительное соглашение с Клинтоном относительно «Плана по Колумбии» — программы мер против диверсионной деятельности, очень напоминавшей стратегии периода холодной войны. Гарсиа Маркес публично не обозначил свою позицию на этот счет, хотя, должно быть, все это его сильно смущало.

В конце 1997 г. его телевизионную программу закрыли, и он почти сразу принял решение о покупке журнала Cambio [1267]— изначально отпрыска испанского журнала Cambio 16, который был весьма влиятельным изданием во время переходного периода в Испании в 1980-х гг. Cambio («Перемены» — единственный лозунг предвыборной кампании Пастраны) был непосредственным конкурентом самого влиятельного политического еженедельника в Колумбии, журнала Semana; эти два издания конкурировали между собой примерно как The Times и Newsweek. Гарсиа Маркес услышал, что Патрисия Лара, близкий друг и коллега его брата Элихио, намерена продать этот журнал, и он вместе с Марией Эльвирой Сампер, бывшим директором «Кью-Эй-Пи», Маурисио Варгасом, сыном Хермана Варгаса (он входил в состав правительства Гавириа и был известным критиком Сампера), сотрудником журнала Semana Роберто Помбо и другими решил подать коммерческое предложение (в списке претендентов значилась и Мерседес). К Рождеству сделка была заключена; новая компания называлась «Абренунсио С.А.» — по имени просвещенного врача-скептика из повести «Любовь и другие демоны», — и в конце января Гарсиа Маркес начал писать длинные статьи — главным образом об известных личностях, как он сам (Чавес, Клинтон, Уэсли Кларк, Хавьер Солана), — чтобы журнал лучше раскупался. В следующем году Ларри Ротер из The New York Times беседовал с писателем и отметил, что «в тот вечер в конце января 1999 г., когда Cambio отмечал свое возрождение, он пробыл на торжестве до полуночи, привечая две тысячи приглашенных гостей, а потом вернулся в редакцию и всю ночь писал длинную статью о новом президенте Венесуэлы, Уго Чавесе, которую он закончил с восходом солнца, точно к сроку. „Сорок лет так не работал, — произнес он с наслаждением в голосе. — Это так здорово“» [1268].

Очерк о Чавесе получился весьма информативным. Полковник Уго Чавес — солдат, военный, попытавшийся свергнуть друга Гарсиа Маркеса — Карлоса Андреса Переса. Но это также человек, который, придя к власти в Венесуэле, помогает Кубе Кастро в новом тысячелетии удержаться на плаву, обеспечивая бесперебойные поставки дешевой нефти. Последователь Боливара, он выступает за независимость и единство Латинской Америки и готов на эти цели тратить венесуэльские деньги. Поскольку Гарсиа Маркес тоже вел закулисную деятельность, нацеленную на оказание помощи Кубе и объединение Латинской Америки, можно было ожидать, что Чавесу гарантирована его пусть и не демонстративная, но безоговорочная поддержка. Однако Гарсиа Маркес всегда довольно сдержанно относился к Чавесу, возможно потому, что он общался с Пастраной и Клинтоном, а Чавес исповедовал непримиримый антиамериканизм. В январе 1999 г. писатель познакомился с Чавесом в Гаване и полетел с ним в Венесуэлу, откуда потом возвратился в Мексику. После он написал длинную статью, которая разошлась по всему миру — принеся много денег Cambio — и вызвала большой резонанс. Заканчивалась она так:

Наш самолет приземлился в Каракасе около трех часов ночи. Я смотрел в окно на тот незабываемый город, на море огней. Президент на прощание обнял меня по-карибски. Когда я провожал его взглядом — он шел в окружении своих телохранителей, увешанных военными регалиями, — у меня возникло странное чувство, что я летел и беседовал с двумя совершенно разными людьми. Одному из них судьба дала шанс спасти свою страну; другой — романтик, который живет в мире иллюзий и может войти в историю как демон [1269].

В действительности Гарсиа Маркес был на Кубе, отмечая вместе с Кастро — и теперь уже со столь же вездесущим Жозе Сарамаго, лауреатом Нобелевской премии, коммунистом и убежденным революционером, — сороковую годовщину кубинской революции. Фидель, в очках, выступил с речью, в которой заявил, что в эпоху транснационального капитализма (для магнатов) и потребительского капитализма (для их покупателей) мир превратился в «гигантское казино» и что следующие сорок лет будут решающими и могут привести мир либо к краху, либо к новым высотам, в зависимости от того, поймет ли человечество, что единственная надежда на выживание для всей планеты — это положить конец капиталистической системе [1270]. Как знать, что думал на этот счет Гарсиа Маркес? Взгляд у него был как у больного человека — рассеянный и отрешенный. Тем не менее он всячески старался повысить популярность Cambio, который распродавался из рук вон плохо. Еще одна написанная им статья — «Почему моему другу Биллу пришлось лгать», — получившая еще более широкое распространение, чем очерк о Чавесе, привела в смятение женщин по всему миру, ибо Маркес в ней, вместо того чтобы сделать упор на зловещих аспектах заговора республиканцев с целью подвергнуть импичменту Клинтона, вывел американского президента типичным парнем, ищущим сексуальных наслаждений — как все типичные парни — и пытающимся скрыть свои похождения от жены и всех остальных.