Нина Демурова - Льюис Кэрролл

Чарлз написал еще и двойной лимерик, связанный родственностью героя и героини:

Казалось, Чарлз поставил перед собой задачу употребить различные формы лимериков.

Эти пятистишия были написаны за год до того, как вышла прославленная «Книга бессмыслиц» (1846) Эдварда Лира, давшего лимерику права гражданства в английской литературе и в иллюстрации, чему немало способствовали его замечательные рисунки.

Больше (кроме одного-единственного случая) Чарлз лимериков не писал. Видно, эта игра его не увлекла.

Юмористическому переосмыслению и переиначиванию он подвергал известные строки классиков — Шекспира, Милтона, Грея, Маколея, Кольриджа, Скотта, Китса, Диккенса, Теннисона и др. В этих первых литературных опытах юный автор обнаруживал широкую начитанность и несомненную одаренность. Отметим сразу же, что его пародии этого времени редко носят сатирический характер — это скорее бурлески и травестии, где исходные тексты, по меткому выражению Ю. Тынянова, используются скорее как «подмалевки» для создания юмористического эффекта. Впрочем, подробнее об этом поговорим позже, когда речь пойдет о зрелых произведениях Кэрролла.

Три года, проведенных Ричмонде под крылом мистера Тейта, пролетели быстро. Чарлзу исполнилось 14 лет, настало время переходить из Ричмонда в публичную школу. Название это, сохранившееся в Англии по сей день, обманчиво. Публичные школы — это вовсе не школы, открытые для широкой публики; напротив, это закрытые и часто весьма привилегированные частные школы-интернаты для мальчиков. Обучение в них стоило совсем не дешево, и если бы преподобный Доджсон оставался в Дарсбери, он не сумел бы послать старшего, а затем и других сыновей в подобную школу. Школа в Регби, куда Чарлз поступил в середине 1846 года, хотя и обладала прекрасной репутацией, весьма отличалась атмосферой от почти домашней школы в Ричмонде. По странному совпадению фамилия ее директора также была Тейт, мистер Арчибалд Кэмпбелл Тейт — правда, писалась она иначе (Tait), чем фамилия «доброго старого учителя» из Ричмонда, которого так полюбил Чарлз (Tate). Впрочем, это было не единственное их различие.

Почему Чарлза послали не в Вестминстер, где учился его отец, а в Регби, так и остается неясным. Возможно, на решение родителей повлияла репутация Томаса Арнолда, прежнего директора школы, при котором она получила широкую известность. Однако доктора Арнольда уже не было в живых, а школа попала в жесткие руки мистера Тейта, позже сделавшего блестящую карьеру на богословском поприще и ставшего в конце концов архиепископом Кентерберийским. (Лишь в последний год пребывания Чарлза в Регби его сменил на директорском посту доктор Гулбёрн.)

Учебное заведение гордилось тем, что воспитывало джентльменов и будущих строителей империи; на первом месте здесь стояли спорт, дисциплина и подчинение суровой школьной иерархии. Жизнь в Регби сильно отличалась от спокойной жизни в Ричмонде. Порядки в школе царили суровые. За малейшую провинность учеников наказывали — чаще всего заставляли переписывать сотни строк на латыни, при этом строго следили за тем, чтобы всё было сделано в срок и собственноручно; в случае нарушения этих требований давалось дополнительное задание.

В ходу были и розги, и некая башенка, куда вела винтовая лестница, где, по словам Коллингвуда, «разыгрывались сцены, кои лучше не описывать». Впрочем, Чарлзу, насколько известно, посещения этой башенки удалось избежать.

Надо признать, что и старшие ученики, наделенные различными правами и привилегиями и потому уверенные в собственном превосходстве и безнаказанности, по давней традиции помыкали младшими и разыгрывали над ними всевозможные — и далеко не невинные — шутки. Одним из любимых развлечений было схватить какого-либо новичка или ученика помоложе и подбрасывать его на одеяле до потолка, пока не надоест или пока бедную жертву не уронят на пол. Когда по вечерам в огромном дортуаре, где спали ученики, тушили свет, старшеклассники срывали с младших одеяла, чтобы укрыться потеплее, оставляя их дрожать ночь напролет в нетопленом помещении. Вообще говоря, нравы в школе царили жесткие, а зачастую и просто жестокие. Строго определенное положение в школьной иерархии, устанавливаемой частично школьными правилами, а частично сильнейшими учениками или старшим из них, называемым проктором, не подвергалось сомнениям. Агрессия, как словесная, так и физическая, была в порядке вещей.

Невольно вспоминаются строки У. X. Одена, где он говорит о словесной агрессивности, которой (спустя десятилетия) его также обучали в публичной школе. Эти строки звучат в реминисценции из стихотворения «Прощание с Mezzogiomo [22] Полдень, юг (um.). »:

Эту выучку вынужден был пройти и Чарлз за годы обучения в Регби. Надо полагать, что ему нечасто приходилось прибегать к кулакам: врожденные острота ума и быстрота реакции, отмеченные еще его преподавателем в Ричмонде, верно, не раз приходили на помощь. При всём том это была нелегкая выучка для скромного, добросердечного подростка. Потом она будет продолжена в Оксфорде, где «беспощадная словесная борьба» станет для него привычным атрибутом.

Конечно, Чарлз не слишком отличался в игре в футбол или крикет, которым в таких школах придавалось первостепенное значение; зато его успехи в науках принесли ему не одну награду. Коллингвуд пишет, что Чарлз с девяти лет вел дневник, однако он не сохранился. Во время пребывания в Регби Чарлз вообще не делал дневниковых записей, и потому сведения об этой поре его жизни можно почерпнуть лишь из его писем родственникам. Впрочем, он никогда не жаловался и в письмах домой не упоминал об истинном положении дел в школе.

Из бумаг, относящихся к этому периоду, мало что сохранилось. Единственным письмом Чарлза, которым мы теперь располагаем, было письмо сестре Элизабет от 24 мая 1849 года, написанное к концу его пребывания в Регби, когда ему уже исполнилось 17 лет. Приведем отрывок из этого письма, которое интересно тем, что Чарлз в нем рассказывает о своих преподавателях и о книгах, которые он в то время читал. Оно также дает представление о его отношениях с родными: