Нина Демурова - Льюис Кэрролл

Но этим дело не ограничилось. Генри Кингсли, несколько лет назад рекомендовавший миссис Лидделл уговорить Доджсона опубликовать первую сказку, отправил Кэрроллу письмо (без даты) из Эдинбурга, где он в это время издавал «Ежедневное обозрение»: «С чистой головой и совестью могу сказать, что Ваша новая книга — лучшее, что у нас появилось со времен “Мартина Чезлвита” (роман Диккенса, вышедший в 1843–1844 годах. — Н. Д.)… Сравнивая новую Алису с предыдущей, я могу лишь сказать, что “эта новая песня превосходит первую”. Она совершенно великолепна, но Вы, несомненно, слышали это уже от других. Я часто завтракаю с Макмилланом — на днях он очень досадовал, что выпустил недостаточное количество экземпляров».

Кингсли не только восхищался сказками Кэрролла, но и пытался в чем-то следовать ему. Клэр Имхольц полагает, что на фантастическую ноту в книге «Юноша в сером» (The Boy in Gray) Кингсли «частично вдохновила “Алиса”, на которую кое-где есть ссылки». Не менее интересен, считает она, саркастический отзыв о стихотворении «Морж и Плотник», прочитанном Алисе Траляля и Труляля, прозвучавший в 16-й главе романа «Валентин» (Valentin) из уст одного из персонажей — француза, говорящего на ломаном английском языке: «Вам, англичанам, доставляет удовольствие логика мсье Луи Кэрролла. Я полагаю, что его логика неверна от начала и до конца. Каким образом la petite мииз Алис читает благородное стихотворение “Джабберуоки” (немце, к сожалению) в зеркальном отражении, когда она прошла сквозь Зеркало? Я говорю, что месье Луи Кэрролл совершенно не прав и что мииз Алис увидела эти стихи так, как они были напечатаны. […] Месье Луи Кэрролл воображает, что его политические намеки могут остаться не замеченными острым взглядом француза, который подобен микроскопу. Но он ошибается. Баллада “Морж и Плотник” имеет политический смысл. Морж — это император Германии (месье Тенниел — несомненный француз, чему доказательство его гений), Плотник — это принц Фредерик Чарлз, все они немцы (да будет на них проклятие небес!)…» Сарказм автора, разумеется, направлен не на Кэрролла, а на застарелую вражду между французами и жителями туманного острова.

Критика расхваливала книгу. Даже журнал «Атенеум», в свое время весьма критически отнесшийся к «Стране чудес», назвал «Зазеркалье» «источником радости для детей всех возрастов». Имел ли критик в виду, что эту книгу читают и дети, и взрослые? Как бы то ни было, но именно этот совершенно неожиданный и новый феномен стал всем очевиден. Впервые за всю историю литературы книга, написанная для детей, стала и книгой для взрослых, которые не только смеялись над шутками, пародиями и бессмыслицами Кэрролла, но и задумывались над их смыслом, скрытым от поверхностного взгляда. Парадокс? Да, безусловно, и в самом, надо признать, кэрролловском смысле! Пройдет всего несколько десятилетий, и Гилберт Кит Честертон, несравненный мастер парадокса, будет утверждать, что Кэрролла должны читать «не дети, а ученые».

Обычно публика относится с осторожностью к продолжениям книг, имевших большой успех, — и чаще всего бывает права. Однако тут читатели имели дело с особой книгой особого автора. «Страна чудес», как известно, возникла как импровизация, вдохновленная юными друзьями. Потом, когда автор работал над окончательным вариантом рукописи, а позже подготавливал ее к публикации, тот прилив вдохновения и творческой энергии, который заставил Кэрролла значительно расширить книгу, не только не исчез, но даже не ослабел. Вдохновением отмечена и вторая сказка об Алисе. Она ни в чем не уступает первой, хотя и построена совсем по-другому. Замечательно, что автор не повторяет себя, как это часто случается в продолжениях, но создает новое, совершенно оригинальное произведение.

В этих двух сказках есть некоторое чисто внешнее сходство: в каждой из них 12 глав (что за беда, что некоторые из них довольно длинны, а в других — всего несколько строк?), каждую открывает лирическое стихотворение, посвященное его любимице.

Две основные темы второй сказки об Алисе — зеркало и шахматы — Кэрролл использует свободно, совсем не навязчиво. Порой он просто «забывает» о них, избегая тем самым монотонных и скучных повторов, которые нередко встречаются у авторов, снова и снова возвращающихся к удачно найденному приему. А потом вдруг неожиданно прибегает, когда захочет, к избранному приему, и тогда он бывает особенно выразителен. Достаточно вспомнить эпизод с пирогом в главе «Лев и Единорог»:

«— Что это Чудище так долго режет пирог? — проворчал Лев.

Алиса сидела на берегу ручейка, поставив большое блюдо себе на колени, и прилежно водила ножом.

— Ничего не понимаю! — сказала она Льву (она уже почти привыкла к тому, что он ее зовет Чудищем). — Я уже отрезала несколько кусков, а они опять срастаются!

— Ты не умеешь обращаться с Зазеркальными пирогами, — заметил Лев. — Сначала раздай всем пирога, а потом разрежь его!

Конечно, это было бессмысленно, но Алиса послушно встала, обнесла всех пирогом, и он тут же разделился на три части.

— А теперь разрежь его, — сказал Лев, когда Алиса села на свое место с пустым блюдом в руках».

Здесь Кэрролл использует принцип Зеркала не только в приложении к пространству, но и к времени, что усиливает «бессмыслицу» в сказке.

Шахматы в новой книге определяют выбор героев, играющих эту необычную партию, в которой Алиса, начавшая игру в качестве пешки, становится в конце концов Королевой. В «Стране чудес» Алисой движет желание попасть в чудесный сад, а еще любознательность, о которой Кэрролл пишет как о важной ее черте; в «Зазеркалье» — желание стать Королевой, для чего надо быстро двигаться вперед, переходя с одной линии шахматной доски на другую. Английский исследователь Александр Тейлор в книге «Белый Рыцарь» (1952) справедливо отмечает, что в Зазеркалье автор не предлагает серьезной партии в шахматы, а использует ходы шахматных фигур для выстраивания сюжета, вспоминая, вероятно, о тех уроках игры в шахматы, которые в свое время давал девочкам Лидделл. Вот почему в сказке Король так беспомощен и слаб, в то время как всевластные Королевы, наделенные силой слона и ладьи, носятся из конца в конец поля. Пешка Алиса должна терпеливо пересекать ручеек за ручейком то пешком, то на поезде, чтобы, дойдя до последней линии, стать наконец Королевой, а Белый Рыцарь то и дело падает со своего Коня то вправо, то влево. Кэрролл выбрал из шахматной партии только то, что было нужно для его замысла, и построил на этом игру между семилетней девочкой, ставшей белой пешкой, и взрослым (то есть автором), который распоряжался остальными фигурами.

Все эти герои перечислены в списке действующих лиц в начале «Зазеркалья», где с ними соседствуют совсем не шахматные персонажи, которые тем не менее также участвуют в игре (цветы, устрицы, Морж и Плотник, Лягушонок, Овца и пр.). Среди них есть и такие, что проникли в Зазеркалье из Страны чудес, слегка изменив свои имена и роли (Зай Ате, Болване Чик). Но, пожалуй, еще интереснее для нас персонажи, которые появились из детских песенок. Они есть и в Стране чудес: две последние главы, где идет безумный суд над Валетом Червей, основаны на народной песенке о том, как Валет украл крендели: