Екатерина Глаголева - Вашингтон

Старших офицеров тоже было мало: единственным генерал-майором в Нью-Йорке оказался старина Пат. По просьбе Вашингтона Конгресс произвел в генерал-майоры Уильяма Хита, Джозефа Спенсера, Джона Салливана и Натанаэля Грина.

Первого августа с Санди-Хука заметили 45 кораблей, доставивших из Южной Каролины генералов Генри Клинтона и Чарлза Корнуоллиса с тремя тысячами солдат. Для американцев они словно с неба свалились. 4 августа на горизонте показался еще один отряд из 21 корабля. Их имена были весьма показательны: «Доброе намерение», «Дружба», «Дружеское увещевание», «Отцовская доброжелательность»… Чтобы в рядах патриотов не возникло паники, командиры уверяли их, что англичане ночью уводят корабли в море, а поутру те появляются, как будто вновь прибывшие.

Кабинетным генералам Континентальной армии, знавшим о войне только по ученым трактатам, предстояло впервые дать бой — и кому? Хорошо обученным профессиональным войскам! Все были настроены пессимистично. Генри Нокс признавался брату, что у них недостаточно сил, чтобы выдержать мощный удар. Джозеф Рид предлагал тактику затягивания военных действий, уклонения от генеральной баталии, от сражения вообще, «если только на нашей стороне не будет решающего перевеса». То есть надо укрепить несколько неприступных позиций — и пусть англичане их штурмуют себе на гибель. Чарлз Ли хотел разбить армию на множество мобильных отрядов, которые рассеются на местности и будут изматывать врага партизанскими вылазками. Вашингтону пришлось смириться с тем, что оптимальный вариант — постараться просто выжить, изнуряя противника затяжной войной, а тем временем подыскивая себе союзников в Европе.

Споры о стратегии шли и в стане англичан, но им, напротив, требовалась скорая и решительная победа. От блокады американских портов отказались сразу — это была непосильная задача даже для королевского флота. Группа офицеров ратовала за террор, но в Фалмуте и Норфолке такая тактика уже привела к обратному результату: вместо того чтобы покориться, американцы только озлобились и сплотились. Нет, наша задача — вернуть мятежников к покорности, опираясь на лоялистов. Братья Хоу хотели сделать Нью-Йорк британской цитаделью и базой для рейдов в атлантические порты, чтобы обеспечить сухопутным войскам большую подвижность и свободу передвижения. Главное — сохранить контроль над Гудзоном и отрезать Новую Англию от остальных колоний.

Как это уже бывало, в напряженной атмосфере ожидания неминуемой катастрофы Вашингтон искал эмоциональной разрядки, уносясь мыслями в Маунт-Вернон. Из письма Джеки Кастиса он знал, что британские военные корабли поднялись по Потомаку и спалили все дома, но предпочитал представлять себе свою усадьбу такой, какой ее оставил. Он четко помнил всё до последнего кустика и размышлял о том, какие деревья где посадить, рекомендуя Лунду Вашингтону раздобыть семена гледичии трехколючковой для живой изгороди. Боярышник или шиповник тоже подойдет, но лучше кедр или какое-нибудь вечнозеленое растение. Если какое-то растение не приживется, попробуем другое, но сажать изгородь уже давно пора, и не только с декоративной целью.

Через пару дней ему будет не до кедров…

К середине августа на рейде Нью-Йорка появилось еще 100 кораблей: они заходили в гавань целый день, с развевающимися флагами, под пушечный салют и приветственные крики. Кроме трех тысяч британских солдат, они привезли восемь тысяч наемников из Гессена. Все крыши домов были черны от народа, собравшегося поглазеть на редкое зрелище: у острова Статен выстроились почти 400 больших и малых судов, 73 военных корабля, включая восемь линейных, имевших по 50 пушек и более.

Экспедиционному корпусу в 32 тысячи человек (больше, чем всё население Филадельфии) противостояла Континентальная армия — 10,5 тысячи солдат, треть из которых были больны. В Нью-Йорк срочно направили ополчение, увеличив силы под командованием Вашингтона до двадцати трех тысяч человек, но по большей части это были зеленые юнцы, еще вчера торговавшие в лавках или работавшие на фермах и не имевшие ни малейшего представления о войне. Но были и отряды, действительно напоминающие армию. Самая маленькая колония — Делавэр — прислала самый большой батальон: 800 человек в красивых синих мундирах с красным кантом, белых жилетах, лосинах, белых шерстяных чулках и с новейшим оружием — английскими мушкетами. Батальон из Мэриленда под командованием генерала Уильяма Смолвуда состоял из зажиточных людей, вооруженных лучше прочих и броско смотревшихся в алых мундирах, отделанных кожей.

Но несмотря на то, что каждый день приходили новые подкрепления, солдаты массово дезертировали, а новые рекруты отказывались подписывать контракт: лето 1776 года выдалось на редкость урожайным, и рабочие руки требовались дома. «Всё это печально, однако это правда, — писал Вашингтон Хэнкоку. — Надеюсь на лучшее».

Разумеется, людей надо было подбодрить. «Мы должны решиться победить или умереть, — призывал Вашингтон в приказах по армии. — С этой решимостью, с благословения небес, мы непременно победим и добьемся успеха».

Чтобы помешать атакам с моря, он велел перекрыть конец каждой улицы баррикадой и затопить в устье протоки Ист-Ривер, между Баттери и Губернаторским островом, старые суда, чтобы препятствовать прохождению британских кораблей. От Нижнего Манхэттена до Бруклина вбили ряд свай.

Вашингтон не знал наверняка, где англичане нанесут удар, и опасался, что высадка на острове Лонг-Айленд может оказаться отвлекающим маневром перед полномасштабным штурмом Нью-Йорка. Скрепя сердце он решился нарушить главное военное правило, гласившее: нельзя разделять свои силы перед превосходящим по численности противником. Главнокомандующий поделил армию почти пополам, рассчитывая, что в зависимости от развития событий сможет перебросить людей на другую сторону Ист-Ривер.

Самые большие надежды Вашингтон возлагал на Грина, назначив его командующим американскими войсками на Лонг-Айленде. Но Грин, недавно переболевший желтухой, теперь страдал от «жестокой лихорадки». 20 августа он был почти при смерти. Вашингтону пришлось отправить его подлечиться на север города и заменить Салливаном — вспыльчивым ирландцем из Нью-Хэмпшира, сыном законтрактованного рабочего, получившим юридическое образование. Отдавая должное его преданности общему делу, Вашингтон отмечал его тщеславие и нездоровое стремление к популярности. Частями Салливана теперь командовал лорд Стерлинг, ранее заведовавший нью-йоркскими укреплениями, — 58-летний шотландец, претендовавший на графский титул своего отца. (До войны Вашингтон помог ему выпутаться из долгов: некогда богатый Стерлинг жил не по средствам и любил приложиться к бутылке, но был знатный храбрец.)