Геннадий Горелик - Андрей Сахаров. Наука и свобода

На Объекте «пробного коммунизма» действовал тот же социализм, что и за его колючими границами: здравоохранение было не только бесплатным, но еще и обязательным — во всяком случае при рождении детей. Участковый врач-педиатр при очередном обязательном осмотре малыша не могла не заметить небольшое изменение в его анатомии. Докторша была, как помнит Агрест, очень симпатичной, но обрезание в центре научно-технического прогресса в разгар борьбы с космополитизмом — событие достаточно курьезное, чтобы не поделиться с другими новостью. Из уст в уста… и новость дошла до имеющих самые большие уши.

Как могли отнестись к происшедшему они, у которых еще и самые длинные руки? Да ведь это не просто вопиющий пережиток прошлого, это опасная степень асоциального, лучше сказать, антисоциалистического поведения. Попросту — вызов существующему порядку. Вполне возможно, что стражи порядка на Объекте отнеслись бы столь же строго и к факту православного крещения, а не только к обрезанию.

Среди заступавшихся за Агреста сочувствие к его религиозности мог испытывать только Н.Н. Боголюбов — выдающийся математический физик. Сын православного священника, он в семье на всю жизнь усвоил религиозные убеждения. [206] Николай Николаевич Боголюбов: Математик, механик, физик. Дубна: ОИЯИ, 1994, с. 5—8, 43. Агрест узнал об этом случайно. Однажды он по какому-то делу решил зайти к Боголюбову. Подойдя к его дому, он обнаружил приоткрытую дверь, из-за которой доносились поразившие его звуки — радиопередачу на древнееврейском языке. Не зная как быть, он все же постучал в дверь. Боголюбов вышел и, заметив недоумение Агреста, просто и весело пояснил, что он слушает заграничное радио и произнес слово «Мицраим», что на древнееврейском языке означает «Египет». Какое-то знание родного языка Иисуса Христа Н.Н. Боголюбов мог получить от своего отца-богослова, который писал об истории и философии религии, в том числе и об иудействе, исламе и даже о марксизме.

С этого установилось взаимное доверие двух разно верующих работников науки. На этом доверии вскоре на совершенно секретном Объекте научно-технического прогресса стал действовать секретный — для его неучастников — семинар, где религиозно-философские вопросы обсуждали православный Боголюбов и иудей Агрест, вовсе не склонные к воссоединению религий.

Сахарова на этот семинар не приглашали. Как и большинство физиков его поколения, он был атеистом. В поздние годы жизни этот сын физика, внук адвоката и правнук священника, придет к новому — заново свободомыслящему — взгляду на религию, о чем будет речь в конце книги. Однако в 50-е годы, похоже, эта тема его не занимала. Он, как и Тамм, был просто гуманистом. Этого было достаточно, чтобы проявить человеколюбие, даже если считаешь, что требования секретности оправдывают удаление этого человека с секретного Объекта.

На протяжении десятилетий имя Льва Ландау (1908—1968) символизировало силу советской теоретической физики. Из советских теоретиков, помимо Тамма, только он удостоился Нобелевской премии по физике. Еще большую славу принес ему педагогический дар, реализованный в мощной школе и в «Курсе теоретической физики», известном физикам по всему миру.

Сахаров вполне разделял это отношение. Рассказав в «Воспоминаниях» о желании Тамма, чтобы оппонентом его диссертации был Ландау, он заметил, что тот «отказался, к счастью; я бы чувствовал себя очень неловко: ведь я понимал недостатки диссертации». Рассказал Сахаров также об одной своей неудаче в чистой физике летом 1947 года и том, как с той же задачей справились, хоть и «топорным методом», Померанчук (оппонент его диссертации), а затем Ландау — «красивым и плодотворным методом».

Это дало Сахарову основание смиренно «сформулировать систему неравенств: L > P > S (L — Ландау, P — Померанчук, S — Сахаров)».

И тем не менее в начале 50-х годов Ландау работал по заданиям Сахарова. Правда, работа эта была не в теоретической физике, а в вычислительной математике. «Вещественное доказательство» этого выглядит странно в «Собрании трудов» Ландау. Между статьями о фермионах 1958 года и о квантовой теории поля 1959-го помещен доклад «Численные методы интегрирования уравнения в частных производных методом сеток». Опубликован он в 1958 году, но, как в нем указано, излагает методы, разработанные в 1951—1952 годах. [207] Ландау Л.Д. Собр. тр., т. 2. М.: Наука, 1969, с. 393 (совм. с Н. Мейманом и И. Халатниковым).

Глядя на скучные формулы этой статьи, трудно представить, что за ними стоит. А стоит, кроме прочего, первая в мире термоядерная бомба и самоубийство начальника секретного отдела.

В те годы Сахаров

приехал зачем-то в Институт физических проблем, где Ландау возглавлял Теоретический отдел и отдельную группу, занимавшуюся исследованиями и расчетами для «проблемы». Закончив деловой разговор, мы со Львом Давыдовичем вышли в институтский сад. Это был единственный раз, когда мы разговаривали без свидетелей, по душам. Л.Д. сказал:

— Сильно не нравится мне все это. (По контексту имелось в виду ядерное оружие вообще и его участие в этих работах в частности.)

— Почему? — несколько наивно спросил я.

— Слишком много шума.

Обычно Ландау много и охотно улыбался, обнажая свои крупные зубы. Но в этот раз он был грустен, даже печален.

Сахаров не знал о причине печали. Возможно, в то время он не знал и о том, что Ландау провел год в тюрьме, откуда его спас Капица, создатель Института физпроблем, и что в канун Первомая 1939 года Берия выдал замечательного теоретика на поруки замечательному экспериментатору. Такое не подлежало обсуждению в те годы.

Сахаров вполне мог не знать — просто по причине секретности, что антисоветского преступника Ландау Берия взял в атомный проект вскоре после того, как возглавил его (и получил от Бора дополнительную рекомендацию). Группа Ландау рассчитала атомную бомбу 1949 года, за что он получил орден Ленина и Сталинскую премию 11 степени. Вклад Ландау в водородную бомбу был еще больше, раз его вознаградили званием Героя Соцтруда и Сталинской премией 1 степени.

Задание на расчет Слойки, которое получили в группе Ландау, было написано рукой Сахарова:

Это был лист в клеточку, исписанный от руки, с двух сторон, зеленовато-синими чернилами, и этот лист содержал всю геометрию, все данные первой водородной бомбы. [208] И.М. Халатников, интервью 17.3.93.

Возможно, это был самый секретный документ в советском проекте, его нельзя было доверить никакой машинистке. После того как в Институте физпроблем на основе этого документа подготовили математическое задание, его переправили в Институт прикладной математики, где работала группа А.Н. Тихонова. И там лист исчез. Возможно, его приняли за черновик — всего один лист, исписанный от руки, — и уничтожили вместе с другими черновиками. Но при этом не зарегистрировали, что и привело к трагедии, о которой рассказал Сахаров: