Владимир Набоков - Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Ваш Ульянов-père [50] Ульянов-отец (фр.). — не личность, а тип. (Остальные же — совершенно живые люди.) Если бы к голубому и розовому Вы добавили немного сепии (как на других портретах), он вышел бы у Вас не столь «иконописным».

Что до его сына… Нет, даже магия Вашего стиля не заставила меня полюбить его, и я не узнал ничего нового по сравнению с когда-то прочитанными каноническими биографиями, которые Вы имели несчастье добросовестно взять за образец (как жаль, что Вы не заглянули в алдановского «Ленина»). {14} 14 Сборник статей о Ленине («Lénine», Paris, 1919) М. Алданова (1886–1957) в 1922 г. был опубликован на английском языке в Нью-Йорке.

Воспоминания близких часто бывают невыносимо приторны, а бедной Крупской не хватало и юмора, и вкуса. {15} 15 См.: Н. К. Крупская. «Воспоминания о Ленине». — Воспоминания о В. И. Ленине. В 5 тт. М., 1984. С. 228. Иронический читатель, дойдя до пассажа, где Ленин не выстрелил в лисицу, потому что она была «красивой», может в ответ бросить: «Жаль, что Россия ему такой не показалась».

Эта преувеличенная сердечность, этот взгляд с прищуринкой, этот мальчишеский смех и все такое прочее, чему умиляются его биографы, кажется мне особенно безвкусным. Вот эту атмосферу общего веселья, когда тебе подносят полное ведро обожания с лежащей на дне дохлой крысой, я воспроизвел в своем «Приглашении на казнь» (надеюсь, Вы его еще прочтете). Вас так радушно «приглашают», все будет исполнено в лучшем виде, только НЕ ПОДНИМАЙТЕ ШУМА (говорит заплечных дел мастер своему «клиенту»). Мой друг немец, не пропускавший ни одной смертной казни, рассказывал мне о палаче в Регенсбурге, который с топором в руке совершенно по-отечески опекал осужденного.

Другой чудовищный парадокс ленинизма заключается в том, что эти материалисты считали возможным пожертвовать жизнью миллионов конкретных людей ради гипотетических миллионов, которые когда-нибудь будут счастливы.

Кто мне понравился, так это Ваш Маркс. Вы замечательно тонко разбираете письма, которые он послал Энгельсу в связи со смертью его дамы сердца; даже жалко этого бурбона, пытающегося сгладить свою «оплошность» и делающего еще хуже. Вы так увлекательно рассказываете, что я не мог Вас остановить, а тем более остановиться. Вас не рассердили мои критические замечания по отдельным страницам? Мне казалось, было бы несправедливо по отношению к столь серьезной книге, если бы я не обнаружил перед Вами, какой вихрь мыслей поднял пропеллер раскрученного Вами сюжета,

С сердечным приветом

В. Набоков.

35 Вест 87

5 марта 1941 г. [51] Звезда №4 1996 г. Перевод С. Таска.

Дорогой Уилсон,

мне нужен Ваш совет. Какой журнал или ревью может заинтересовать рассказ, который Вы найдете в этом конверте? Сделайте любезность, прочитайте — может быть, возникнут какие-то идеи? У меня была мысль показать его Клаусу Манну в «Decision», {16} 16 Вероятно, имеется в виду рассказ «Облако, озеро, башня», который в английском переводе автора появился в «The Atlantic Monthly» в июне 1941 г. Немецкий писатель Клаус Манн (1906–1949), сын Т. Манна, эмигрировавший из Германии в 1933 г., был одним из организаторов нью-йоркского журнала «Decision» («Решение»). но есть опасения, что он сочтет рассказ антинемецким — не просто антинацистским, хотя эта история могла произойти в какой угодно стране.

Мне понравился Ким {17} 17 Здесь Набоков отзывается на сборник статей Уилсона «The Wound and the Bow» («Рана и лук», 1941), в частности на статью о Киплинге. В романе Киплинга «Ким» (1901) главный герой, европейский мальчик Ким, воспитанный как индус, в конце концов, отдавая дань голосу крови, поступает на службу в британскую шпионскую организацию. — в отличие от русского шпиона. Кстати, в одном из его стихотворений есть строка о тропических «похожих на эмблему, бабочках в полете», которой я порадовался как энтомолог. Вермонт, сердитый маленький господин на велосипеде, — очень хорошо.

С моей статьей о советской литературе 1940 года вышла заминка. Я написал обозрения последних выпусков «Красной нови» и «Нового мира» для «Decision» и предполагал сделать разбор поэзии и романа для «New Republic»; но то, что я успел прочесть, так меня подкосило, что я не могу себя заставить двинуться дальше… У меня уже написано про «характеры в советской драме», {18} 18 Эти эссе остались неопубликованными. — довольно ли этого?

Мне бы оченьхотелось увидеть Вас перед моей поездкой в Уэлсли Колледж на две недели с лекциями. Я уезжаю 15 марта.

Передайте от нас с женой привет миссис Уилсон.

Крепко жму Вашу руку; кажется, скоро разучусь писать по-русски, так много пишу на своем «пиджин»'е. {19} 19 Pidgin — название искусственных наречий, возникавших в результате контактов между европейскими торговцами и аборигенами; состоят из смеси местных языков с английским, французским или голландским. В данном случае Набоков, видимо, иронизирует над своей склонностью вставлять в английский текст русские и французские слова.

Преданный Вам

В. Набоков.

Уэллсли-колледж

Уэллсли, Массачусетс

27 марта 1941

Дорогой Уилсон,

Вы — истинный чародей. Я чудесно пообедал с Уиксом, {20} 20 Уикс Эдвард (1898–1989) — американский журналист, критик; с 1938 по 1966 гг. — редактор журнала «Атлантик». «С трогательной теплотой» Уикс принял перевод рассказа «Облако, озеро, башня». он принял мой рассказ, а заодно и меня с трогательной теплотой. Я уже прочел гранки и получил предложение написать им еще несколько маленьких шедевров.

Рассчитывал лицезреть Вас под раскидистыми дубами Новой Англии. Где Вы? Здешняя атмосфера временами напоминает мой дорогой старый колледж в Англии (Уикс, кстати, тоже учился в Тринити), где я был столь несчастлив — в перерывах между светлыми промежутками.

Мои лекции пользуются обнадеживающим успехом. Я между делом разделался с Максимом Горьким, мистером Хемингуэем и еще некоторыми, изувечив их трупы до неузнаваемости. Здешние профессора очаровательны. В своих лирических мемуарах мой предшественник, князь Сергей Волконский, {21} 21 Волконский Сергей Михайлович (1860–1937) — художественный критик, прозаик, мемуарист, внук декабриста С. Г. Волконского; дважды посетил США (в 1893 и 1896 гг.) и с огромным успехом прочел в ряде городов цикл лекций о русской культуре. В мемуарной книге «Мои воспоминания» Волконский назвал свое пребывание в Уэллсли-колледже, где примерно спустя полвека будет преподавать Набоков, «в числе самых радостных <���…> впечатлений на жизненном пути»: «Я думаю, что какое бы счастье ни ожидало некоторых из этих девушек в будущем, самое счастливое в их жизни будет все-таки пребывание в этом удивительном Wellesley College. Какое восхитительное зрелище этих молодых девушек в радостном сочетании природы и науки. И всюду — в рощах, над озером, в высоких коридорах — раздается в звонких, свежих голосах клич Wellesley» (С. Волконский. Мои воспоминания. В 2 т. — М.: Искусство, 1992. Т. 1. С. 308). преподававший здесь в 1894 году, вспоминает о «переливающемся девичьем смехе» и пр.