Владимир Набоков - Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Посылаю Вам также рецензию на «Духоборов». Если Вы сочтете последнее предложение (по поводу «грязи» и «мрази») легковесным, можете его снять. {8} 8 Рецензию «Home for Dukhobors» («Дом для духоборов») на книгу J. F. С. Wright «Slava Bohu. The Story of the Dukhobors» (Дж. Райт. «Слава Богу. История духоборов»), опубликованную в «The New Republic» 13 января 1941 г., Набоков заканчивал резкими выпадами против автора книги, пытающегося пользоваться русскими словами, плохо понимая их значение. Как иллюстрацию курьезного положения, в которое может попасть автор, пытающийся играть с иностранным языком, Набоков приводит в конце статьи ошибку Герцена, о которой писал и в романе «Дар»: «…Александр Иванович, плохо знавший английский… спутав по слуху слова „нищий“ („beggar“) и „мужеложник“ („bugger“) — распространеннейшее английское ругательство, сделал отсюда блестящий вывод об английском уважении к богатству». Эту же игру слов, переведенную в данном случае как «грязь» и «мразь», Набоков использует в письме к Уилсону.

Хочу поговорить с Вами о Вашей книге {9} 9 Книга Э. Уилсона «To the Finland Station» («К Финляндскому вокзалу», 1940), посвященная истории социалистических идей. Дальнейшее предсказание Набокова сбылось: в «Краткой литературной энциклопедии» о ее авторе говорится как о человеке, перешедшем «на ревизионистские позиции» (М., 1972. Т. 7, стлб. 745). . Я получил большое удовольствие, книга прекрасно сделана, замечательная широта взгляда, лишь две-три соломинки расхожего радикализма прилипли к Вашему свободному одеянию. Строгие судьи в Москве заклеймят Вас (меня уже заклеймили) как « безответственного [49] Здесь и далее курсивом обозначены русские слова, написанные в оригинале в латинской транскрипции. — Ред. эклектика», а за Ваши «разъяснения» темных мест в марксизме (стр. 187 и другие) Вам бы крепко досталось от Маркса. Мне кажется, что Вы напрасно так упростили его идею. Без всей этой невнятицы и абракадабры, без этого шаманства, злонамеренных умолчаний и притягательной белиберды марксизм уже не марксизм. Парадокс, не оставляющий камня на камне от марксизма и ему подобных грез об Идеальном Государстве, состоит в том, что автор первого проекта такого государства со временем может стать его первым тираном. В Вашем гносеологическом экскурсе есть на это намек, но я-то считаю, что это вопрос вопросов. Личные прихоти правителя говорят о соответствующем периоде больше и лучше, чем пошлые рассуждения на тему классовых битв и т. п., а отдельные вопиющие ошибки математического и исторического порядка в «Капитале» и разного рода капиталоидах, будучи синтезированы революцией, порождают бессмысленную и кровавую жестокость. В книге все это есть, но, мне кажется, следовало сказать об этом более определенно. Вы набрасываетесь на марксизм с такой яростью, что выбиваете из-под него табуретку, и он остается в подвешенном состоянии. Между прочим, Вы ошибаетесь, полагая, что в основе гегелевской триады лежит треугольник с фаллическим подтекстом (невольно вспоминается Фрейд, который всерьез утверждал, что дети играют в мяч, потому что мальчикам мячи напоминают материнскую грудь, а девочкам — отцовские шарики). На самом деле триада (как там к ней ни относись) воплощает в себе идею круга, простейший пример: Вы возвращаетесь (синтез) в исходную точку (теза) после посещения антиподов (антитеза) с представлением о земном шаре как о родном городишке, чьи границы неожиданно раздвинулись.

Природа умеет обманывать так артистично, что некая реальность, оборачивающаяся в конце концов для большинства людей величайшим злом или величайшим благом, на самом деле оказывается неожиданной подменой этой реальности, которая не должна была привести ни к всеобщему процветанию, ни к общему упадку. Как бы Энгельс помрачнел при виде современной фабрики. Или электростанции. А еще ведь существуют землетрясения, и скользкие шкурки бананов, и несварение желудка.

Интересно, какая статистика позволяет Вам утверждать, что Тьер {10} 10 Адольф Тьер (Thiers, 1797–1877) — президент Франции (1871–1873), автор «Истории Французской революции», с исключительной жестокостью подавил Парижскую Коммуну. уничтожил больше людей, чем Великий Террор? Я возражаю против такой оговорки по двум причинам. Хотя с христианской, равно как и с математической, точки зрения тысяча душ, загубленных на поле брани сто лет назад, приравниваются к тысяче душ, загубленных на поле брани сегодня, почему-то в первом случае историк определяет это как «убийство», а во втором как «отдельные потери». И потом нельзя сравнивать безалаберное, хотя и отвратительное, подавление беспорядков с системой планового уничтожения. Кстати, раз уж мы заговорили о Великом Терроре: знаете ли Вы, что задолго до русской революции радикальные взгляды в книгоиздательском деле в России настолько укоренились, что сочинения Ленотра {11} 11 Псевдоним французского историка и журналиста Теодора Госселена (1847–1935). Сочинения Ленотра (Lenôtre) не переведены, но были известны в России. В частности, рецензию «Революционный Париж» на книгу Ленотра «Старые дома, старые бумаги» опубликовал М. Волошин («Око», 1906, 8 авг., № 2). не могли бы появиться по-русски? Фактически у нас было двецензуры!

Я отметил в Вашем тексте несколько мелких огрехов: жестокость соответствует английскому cruelty, а неseverity. А жесткость (без этого воющего О в середине) может переводиться как «severity» или лучше «harshness». Вы могли бы упомянуть, что Гапон был агентом-провокатором и умер смертью предателя (повешен социалистами-революционерами). {12} 12 Набоков разделяет широко бытующее мнение, что один из руководителей шествия рабочих к царю 9 января 1905 г. священник Г. А. Гапон (1870–1906) после амнистии и возвращения из-за границы стал провокатором, за что и был убит эсерами. Такая точка зрения основывается на мемуарах эсера П. М. Рутенберга «Убийство Гапона» (Л., 1925). В действительности провокатором и предателем в точном смысле этого слова Гапон не был, хотя, пытаясь собрать деньги «для рабочего дела», действительно вступил в контакт с полицией. Легенда о царе и царице, якобы «пытавшихся заключить мир с Германией», есть такая же фальшивка большевистской пропаганды, как легенда о Ленине, якобы пообещавшем Германии развалить Россию, есть фальшивка, пущенная его противниками.

Вот мы и подобрались к фигуре Ильича — что-то я зачесался сгоряча (извините). Боюсь, что для портрета его отца Вы взяли многовато небесной лазури по примеру советских биографов. Ульянов-старший, по свидетельству знавших его людей, был самым обыкновенным, примечательным разве своими либеральными воззрениями господином. Тысячи ему подобных основали тысячи подобных школ — это было своего рода соревнование. {13} 13 А. И. Ульянова-Елизарова в своих «Воспоминаниях об Ильиче» пишет, что их отец «построил в губернии около 450 школ» (Воспоминания о В. И. Ленине. В 5 тт. T. 1. M., 1984. С. 16). Сведения эти явно преувеличены. Атмосфера семьи Ульяновых (бесплатное обучение и прочее) ничем практически не отличалась от атмосферы любой другой либеральной семьи учителя или доктора и начала формироваться в начале 50-х годов. Моральная чистота и бескорыстие русских интеллигентов, в общем-то, не имеет аналогов на Западе. К какой бы партии они ни принадлежали, к большевикам или кадетам, народовольцам или анархистам, их быт на протяжении пятидесяти лет общественного движения определялся чувством долга, самопожертвованием, отзывчивостью, героизмом; это не было отличительными признаками касты. Я знаю случай, когда тайно собрались разные политические группировки для проведения совместного собрания, однако пришлось спешно разойтись, так как об этом стало известно Чека, и вот один из видных кадетов, рискуя жизнью, остался, чтобы предупредить какого-то меньшевика (человека малознакомого и к тому же принадлежащего к враждебной партии), который, судя по всему, опаздывал и мог попасть в руки чекистов.