Рустам Валеев - Южный Урал, № 31

— Ты не туда, смотришь! — Камал сел рядом. — Лучше посмотри вокруг!

Радость и вдохновение написаны на его лице. Я невольно заулыбался сам.

Словно громадные волны седого океана застыли вокруг, замерли грозные вершины. Белые барашки из снежных карнизных гребней готовы в любой момент обрушиться вниз и стать лавинами. Островом среди этого океана сверкает на севере золотая чаша Иссык-Куля. Драгоценным ожерельем опоясывают его разноцветные квадраты колхозных полей в широкой долине. Серебристыми ниточками тянутся горные речки. Иссык-Куль все время меняет окраску: то он серебрится, то золотится, то делается вдруг хмурым, свинцовым, то вновь веселые огоньки запляшут по его волнам, и он становится нежно-голубым или синим, а ближе к Кунгею — сиреневым. То он спокоен, и в зеркальной глади его вод отражаются жемчужины кунгейских вершин, то он мечется, и тогда поверхность его становится разноцветной, полосатой.

Нетронутый край: вершины, на которых побывал человек, можно пересчитать по пальцам!

— Вон на востоке видишь вершину? Это Хан-Тенгри. У нас ее называют Кан-Тоо — Кровавая гора. Когда стемнеет, ты поймешь, почему она так называется.

— Неужели это Хан-Тенгри? Ведь до него, я помню, километров полтораста!

— Это пустяки. Вспомни, на какой мы высоте?

— 4100.

— Так чего же ты удивляешься? Подожди, то ли будет, когда поднимемся еще выше!

Розоватые блики легли на снег. Ущелье уже погрузилось во тьму. В восемь часов — связь с лагерем. Трижды мигнул наш фонарь, и трижды из мрака ущелья нам ответил маленький огонек… Все в порядке! Теперь друзья сядут ужинать: потекут рассказы, польются песни, зазвенит смех. Но мысли товарищей будут все время возвращаться к нам.

Солнце закатилось. Небо раскрасилось множеством оттенков от фиолетового на востоке до красно-оранжевого на западе. Не небо, а павлиний хвост!

— Смотри, смотри! Кан-Тоо наливается кровью!

Над темно-синей зубчатой полосой гор на фиолетовом небе резко вырисовывается рубиновый треугольник Хан-Тенгри.

Мы долго с восхищением смотрим на эту незабываемую картину. Наконец краски меркнут. Пора спать.

Забравшись в спальные мешки, долго лежим молча. Несмотря на усталость, сон не приходит. Тишина — слышу, как бьется сердце.

Звезды начинают меркнуть. Взошедшая луна осветила все каким-то волшебным светом. Зеленовато засеребрился снег на вершинах. Словно клочья ваты, повис туман в ущельях.

Вспоминаются слова альпинистской песни, и я тихонько напеваю:

— Камал, ты спишь?

— Нет.

— Я тоже.

— Догадываюсь.

— А, ну тебя к бесу!.. Небось, все думаешь, как башню брать будем.

— Да. Это, пожалуй, самое трудное место… А ночь! Спать совсем не хочется — так и любовался бы ей!

Утром, проглотив завтрак, начали штурм башни.

Прерывающаяся полочка, шириной в три пальца, по спирали уходит вверх. Решили идти вдоль нее. Один за другим. Камал забивает скальные крючья и уходит все выше и выше. Лишь стук молотка да отрывистые слова: «Веревку!», «Еще метр!», «Выбирай!» — говорит о тяжелой работе.

Два часа пролетели, как несколько минут!

От башни идет крутой снежный склон, дальше — вершинные скалы. До них рукой подать! Но мы знаем, как обманчивы горы — пройдет еще не один час, прежде чем мы взойдем на вершину.

Глубоко проваливаемся в рыхлом, сыпучем снегу. Темные очки запотели. Во рту пересохло.

— Кавказское солнышко, — чуть слышно говорит Камал.

Солнце печет, будто хочет отдать все тепло, которого мы не видели, пережидая много дней непогоду.

Идти все труднее. Перед глазами у меня рюкзак и однообразно поднимающиеся и опускающиеся ноги Камала.

Вершинные скалы кажутся просто раем!

Вот и тур — пирамидка из камней. Внутри консервная банка с запиской восходителей.

А вокруг все то же неспокойное море вершин! И каждая по-своему хороша и красива. Вон мрачной стеной чернеет Джигит, а рядом с ним, как паук, раскинул свои щупальцы и гребни Каракольский пик. А это? Джеты-Огузская стена? Она самая. Белая иззубренная громада приковала наши взоры. Вот это стена! На добрых два километра подняла она пилу своего гребня над ущельем!

Как чудесно гармонирует нежная зелень лесов и альпийских лугов со смуглостью скал и белизной вечных снегов, с голубизной облаков и сине-фиолетовым оттенком неба!

Пишем свою записку. Натопили воды, подкрепились. Прощальный взгляд вокруг. И вниз!

Пока спускаемся быстро. У башни небольшая задержка — забиваем крюк, чтобы спуститься по веревке к месту нашей ночевки. На заснеженных скалах наш стремительный спуск замирает — коварны эти скалы. Малейшая неосторожность может привести к непоправимой беде. Тщательно ощупываем каждый камень, прежде чем поставить на него ногу или опереться рукой. Недаром поется: «Подъем тяжелый — труднее спуск».

Начинает сказываться напряжение — руки дрожат. Скорей бы лед! Еще вчера я с проклятиями думал о нем во время подъема, — сегодня не дождусь, когда мы дойдем до него. Там спуск проще: забил крюк, навесил веревку и спускайся по ней!

Слаженно и быстро проходим ледовый склон и бежим вниз к леднику. Нам еще придется петлять среди его громадных трещин, но это уже кажется простым. Мы надеемся, что наши вчерашние следы сохранились.

— Смотри, Саня, ребята идут!

Далеко впереди четыре черные точки.

— Это камни, небось.

— Опять ты невнимателен! — укоризненно бросает Камал. Я вспомнил, что вчера там не было никаких камней. Вглядываюсь — точки двигаются.

— Идем быстрее, им тяжело подниматься.

Усталости как не бывало. Почти бегом спускаемся к друзьям. Хорошо, что следы наши, хотя и плохо, но сохранились, и мы не тратим времени на поиски выхода из лабиринта трещин.

Радостная встреча! Как обычно, все говорят разом — и никто не слушает. Обнимаемся с Камалом и поздравляем друг друга с победой.

Ребята ни за что не хотят оставить нам наши рюкзаки. Насилу уговорили их. Возбужденные, с шутками спускаемся к лагерю.

У палаток выстроились участники экспедиции.

— Смирно!

Камал — начальник спортивной части нашей экспедиции — докладывает дежурному по лагерю:

— Товарищ дежурный! Спортивная группа успешно совершила восхождение на пик Аютёр!

— Восходителям на пик Аютёр наше физкульт-…

— Ура! Ура! Ура! — шум горной речки потонул в этом радостном крике.

Традиционное какао давно готово.

— Ну, с днем рождения, Саня! — говорит Камал, поднимая кружку.

И я внезапно вспомнил, что сегодня действительно день моего рождения.

— Спасибо, Камал! Спасибо тебе, товарищ!