Евгения Фёдорова - И время ответит…

Упрекает меня и в том, что я забываю о его здоровье: «…Я работаю из последних сил. Боюсь не успеть. О какой поездке тут можно говорить?!»… Ну и ну!

Но события продолжают идти своим чередом. Находится «сопровождающая» медсестра — давняя знакомая М. М. тоже влюбленная в Древний Египет, правда, никогда там не жившая, но зато успевшая уже раз побывать в Египте современном.

Возможность побывать там второй раз (да еще даром!) приводит её в восторг. Женщина решительная и энергичная, все хлопоты она берет на себя. Достает формы для анкет (для чего приходится ехать в Пермь!), собирает прочие нужные документы, чуть не насильно заставляет М. М. сфотографироваться к поставить свою подпись в анкете. (Это единственное «активное» участие М. М. во всех событиях!)

И когда, наконец, всё уже готово и документы пора отсылать в посольство, всплывает новое осложнение; и тоненький волосок, на котором держится «мечта всей жизни» готов вот-вот оборваться.

А время не стоит на месте. Выставка в свердловском Доме Кино проходила в мае. Теперь уж ноябрь на носу.

Непредсказуемые события разворачиваются в мире. Уже оккупирован Кувейт. Персидский залив подобен пороховой бочке. На Ближнем Востоке вот-вот готова разразиться война.

Морские пути заблокированы, и никакие пассажирские лайнеры из Одессы в Египет теперь не ходят. Выясняется, что единственное сообщение с Каиром — лайнеры воздушные.

Михаил Михайлович поражен в самое сердце. Конечно он предполагал поездку только морем, которое он любит, которого не боится. Он никогда не летал на самолете, а курирующий его уже несколько лет Соликамский врач — категорически против полёта.

Письма М. М. становятся просто отчаянными. «Что делать? Что делать?..»

Я уже упоминала о противоречивой натуре Михаила Михайловича: Широко образованный человек, ученый-египтолог; глубоко верующий христианин и философ; поклонник Толстого и теософ вместе с тем, (он и у Толстого отыскивает теософские воззрения), — в то же время он раб самых вздорных суеверий, вплоть до черной кошки на дороге, или встречи со священником; верит он во всевозможные предзнаменования, предсказаниям цыганки, гаданию на картах, (которые и сам умеет раскладывать); верит в дурные сны и дурные предчувствия (Не раз предсказанное ему совершалось!).

Письма его полны смятения и страха: «Всё говорит против. Не только врач, но и сны… И предчувствия… И карты…»

Вместе с тем он твёрдо уверен, — знаетчто сопротивляться судьбе — бесполезно. Карма!..

Несмотря на всю энергию, проявленную медсестрой, он не решается отослать документы в посольство. Вместо этого, он туда пишет — нельзя ли перенести его посещение на лето?.. Ссылается на состояние здоровья. Звонит в посольство и умоляет профессора Юсефа помочь ему… Увы, проф. Юсеф с первого января уходит из посольства. Он отвечает что-то невнятное и неопределённое…

М. М. звонит еще раз, и, к счастью попадает на сотрудницу, которая говорит по-русски. Она начинает убеждать его, что напрасно он тревожится, — на современных лайнерах перевозят даже очень тяжело больных; никакой опасности нет. Что выдумывает Соликамский врач?! Откладывая, — уверяет она — вы теряете единственный шанс, это всё равно, что отказаться от выигрыша в миллион рублей! То же твердит ему и медсестра в Соликамске.

«…Так, под влиянием этих двух женщин, я делаю то, чего делать боюсь и уже не хочу».

Третья женщина, которая умоляет его одуматься — это я. «Михаил Михайлович, такое немыслимое везение!

Бросьте раздумывать, летите. — Вот-вот вспыхнет война в Персидском заливе, и все шансы будут потеряны!» Я пишу ему отчаянные письма, не соображая, что всё равно они придут, когда будет уже поздно…

Последнее его письмо, написанное за неделю до открытия фестиваля звучит категорично: «Сердце моё протестует против этой поездки. Всё складывается не так, как мне хотелось бы… Ехать решительно не могу»…

Напрасные мучения переживает бедный Михаил Михайлович. Судьба, и на этот раз (в лице двух женщин, очевидно), оказывается сильнее!

Двенадцатого декабря я получаю… аэрограмму из Каира! Несколько слов приветствия. Несколько слов о том, где пришлось побывать и обещание написать обо всём подробно, когда он вернется домой. (если вернется благополучно!).

Михаил Михайлович благополучно вернулся в Соликамск. Это было в декабре прошлого, т. е. 1990-го года. Обещанное письмо с описанием поездки в Египет было написано и от правлено, но мною и до сих пор не получено, так как почтовое ведомство Советского Союза переживает очередной кризис и письма оттуда идут 3–4 месяца, или не приходят вовсе.

Но недавно прорвалось письмо «с оказией». Маленькое, всего в одну страничку.

Предчувствия не обманули М. М. — Поездка его, как он считает, оказалась «неудачной». Всё было не так. Египтяне говорили по арабски, или на других иностранных языках. Без знания языков ехать в Египет — ни к чему. Переводчик Михаил Михайловича не устраивал… Пирамиды видел, но не те, которые хотел. Профессор Юсеф обманул, и на Асуан его не возил. На развалинах Ахетатона был, но никаких развалин не видел — один песок… Фаюмские портреты были плохо освещены, так что практически тоже их не видел.

О прочих подробностях М. М. не пишет, в надежде что когда-нибудь я всё же получу то, длинное и подробное письмо, которое он послал четыре месяца назад. Вот и всё.

Может быть, было бы лучше, если бы М. М. послушался плохих снов и предсказаний карт?

Что будет дальше? Чем, какой мечтой будет жить мой старый одинокий друг?..

Всё что я рассказала о жизни Михаила Михайловича Потапова я знаю от него самого и из его многочисленных писем которые, по моей горячей просьбе, он начал писать в первые годы жизни в Соликамске и по листочку пересылать мне. В этих письмах он довольно подробно и интересно описывает детство в Черкассах, отрочество и юность в Севастополе. К сожалению, они оканчиваются всего лишь 1925-м годом.

Далее у него на воспоминания время хватать не стало. (даже у него!)

Но и то, что рассказано мною о М. М. Потапове — не близко ли к ИСТИННОМУ ЧУДУ?

Конец третьей книги и трилогии.

Евгения Фёдорова (Селезнёва)

Москва — Бостон

1956–1994

Художник — египтолог Михаил Михайлович Потапов дожил в своей соликамской квартире до 103-х лет. Больше в Египте ему побывать не пришлось, но дружеская переписка с моей матерью — автором этой книги — Евгенией Николаевной Фёдоровой (Селезнёвой) продолжалась до самой её смерти осенью 1995 г. Обещанное письмо Михаила Михайловича с подробностями о его поездке в Египет всё же пришло с опозданием почти в четыре месяца. Но и оно оказалось почти полностью лишённым эмоций и впечатлений от посещения им своей прародины — исполнения мечты всей его жизни. В письме явственно чувствовалось разочарование в поездке. Было ли это вызвано второстепенными обстоятельствами поездки, — сказать трудно, но маме казалось что разочарование кроется в несоответствии увиденного с ожидаемым. В дальнейшей переписке М. М. сам не возвращался к теме поездки, хотя на вопросы отвечал исчерпывающе, но тоже без эмоций.