Вениамин Цукерман - Люди и взрывы

После успешного испытания 29 августа казалось, ученые сделали свое дело и можно разъезжаться но домам. Но США никак не могли примириться с утратой своей атомной монополии. В печати замелькали сообщения об атомных пушках, о новом, в десятки раз более мощном термоядерном оружии. Было преждевременно перековывать мечи на орала. Взятый разбег пришлось наращивать.

Работы по термоядерному синтезу были начаты задолго до первого испытания атомной бомбы. Имелся необходимый научный задел, и в 1950—1952 годах оказалось возможным развернуть широкие исследования и многочисленные разработки, связанные с созданием термоядерного оружия.

Один из наших ведущих физиков говорил: «Главное сейчас не только в том, чтобы догнать Соединенные Штаты. Нужно перегнать их. Задача может быть сформулирована двумя словами: „Перехаритоним Оппенгеймера"».

И перехаритонили... 22 ноября 1955 года был нанесен второй сильнейший удар по монополии США на ядерное оружие. Была успешно испытана первая в мире советская термоядерная бомба. Американские физики исследовали продукты этого взрыва в атмосфере и убедились — русские смогли решить задачу термоядерного взрыва. К тому времени американцы испытали лишь термоядерное устройство, использующее сжиженные изотопы водорода при температуре —253° (1952 г.). Оно было малопригодно для боевого применения.

Предложенные и развивавшиеся в 1946 и последующих годах экспериментальные методы исследования механики взрыва и других быстропротекающих процессов — импульсная рентгенография, фотохронография и электроконтактные методики — до сих пор остаются основными в изучении газодинамических проблем и физики взрыва. Как случилось, что в далеком 1946 году мы смогли сразу «нащупать» их? Что обеспечило быстрое становление этих сложных по тому времени методов, широкое их внедрение в практику взрывного эксперимента?

Можно назвать несколько причин, обусловивших успех. Среди них: молодость, энтузиазм, изобретательность, естественное желание каждого творческого работника быть всегда впереди всех и, конечно, ясное понимание важности работы. Существенными были также тесные контакты между теоретиками и экспериментаторами. Это стимулировало быструю реализацию новых идей и предложений. Большую положительную роль играло удивительно доброжелательное и бережное отношение к нашей науке и научным работникам. Оно исходило не только от прямых научных руководителей — Игоря Васильевича Курчатова и Юлия Борисовича Харитона. Мы ощущали его повседневно со стороны административного руководства — Б. Л. Ванникова, А. П. Завенягина, П. М. Зернова, позднее В. А. Малышева. В итоге был создан отличный работоспособный коллектив, которому оказалось под силу проведение на высоком уровне круга экспериментальных и теоретических разработок.

Помимо этих обстоятельств имели место и другие, более простые причины, содействующие быстрому прогрессу. Нам разрешалось широко привлекать совместителей с оплатой их труда до 50% от уровня основной зарплаты. В нашем распоряжении был так называемый «безлюдный фонд». Он использовался для оплаты работ по трудовым соглашениям, на приобретение материалов и мелкого инвентаря. С его помощью стимулировался труд механиков и токарей, слесарей и стеклодувов. Они изготовляли различные оптические приборы, экспериментальные заряды, выполняли монтаж импульсных рентгеновских установок.

Большую роль сыграло понимание значения для Родины стоящей перед нами задачи и высокая степень ответственности за ее выполнение в самые сжатые сроки.

Расскажем кратко о научных работниках, инженерах, изобретателях и механиках, которые стояли у истоков работ по созданию первых образцов советского ядерного оружия. Вклад их в наше общее дело в ряде случаев был определяющим. Многих из них уже нет. Это накладывает дополнительные обязательства на живых свидетелей их героических дел.

К сожалению, объем журнального варианта рукописи не позволяет рассказать о многих из тех, кто работал рядом с нами и должен был присутствовать на страницах этой книги. Так, сюда не вошли подготовленные воспоминания о дорогих нам людях — Вере Викторовне Софьиной, Диодоре Михайловиче Тарасове, Павле Михайловиче Точиловском.

Он родился 27 февраля 1904 года в Одессе. Любопытно, что точно в тот же день и год в другом портовом городе на берегах Невы родился еще один человек, которому суждено было сыграть большую роль в судьбе Виталия Александровича — Юлий Борисович Харитон.

Впервые они встретились в 1931 году в Ленинграде, когда выпускник Днепропетровского химико-технологического института Виталий Александрович Александрович прибыл на стажировку в недавно образованный Институт химической физики.

Вот как рассказывает о первой встрече Юлий Борисович. «В одной из комнат института я увидел очень большого человека с сильными руками, который что-то паял на стеклодувной горелке. Я подошел ближе. Оказалось, что он запаивает ампулу с желтоватой жидкостью. «Что у вас здесь?» — спросил я. «Нитроглицерин»,— последовал ответ. «А вы не боитесь?» — «При отпайке мои пальцы держат пробирку выше уровня нитроглицерина, а пальцы человека терпят температуру, не превышающую 70°. Это значит, что пока я в состоянии держать пробирку, температура жидкости намного меньше. Температура же взрывной вспышки нитроглицерина превышает 200°». В этом весь Виталий Александрович. Его девиз всегда был: „Если знаешь, то ничего не страшно''».

Риск у него всегда соединялся с осторожностью, основанной на знании. А риск он любил и потому в молодости увлекался самыми разными его видами: плаванием, греблей, парусным спортом, велосипедом, лыжами, боксом, стрельбой, горным туризмом. Видимо, и в науке он находил спортивный интерес: то же сочетание риска, осторожности, знания и уверенности в собственных силах. И все же в последние годы жизни он не раз переступал черту допустимого риска. Трудно сказать, была ли это недооценка опасности, переоценка собственного здоровья или сознательная линия поведения. Результатом был рак легкого, а тяжелая операция лишь отсрочила трагический исход.

Через несколько лет после смерти В. А. Александровича академик Ю. Б. Харитон, выступая на своем 60-летнем юбилее и вспоминая о людях, с которыми ему довелось работать, добрым словом помянул и Виталия Александровича. Он назвал его искусником, человеком, соединившим в себе ряд поразительных талантов, рукам и светлой голове которого обязана вся страна.