Вениамин Цукерман - Люди и взрывы

Этот парадоксальный, в полной мере революционный вывод, затрагивающий самые основы микромира, был принят учеными с большим недоверием. Однако через несколько лет развитие физики пошло в русле концепции Сахарова. Проведенные затем детальные расчеты времени распада протона позволили надеяться обнаружить этот распад экспериментально и тем самым мотивировали строительство и запуск сложнейших установок в разных странах мира.

Таким образом, одна из самых «сумасшедших» идей физики XX века, выдвинутая Андреем Дмитриевичем в 1967 году, перешла в начале восьмидесятых годов из области чистой теории в область практически осуществимых экспериментов.

С неослабевающей энергией он продолжает работать в этом направлении, выпустив с 1969 года около 20 работ (с 1969 года он — старший научный сотрудник Физического института Академии наук).

Судьба привела Сахарова к созданию водородной бомбы. В отличие от Ферми он не мог видеть в этом только «интересную физику». «Вначале,— говорит Андрей Дмитриевич,— я воспринимал неизбежные последствия взрыва водородной бомбы чисто умозрительно. Чувство особой ответственности возникло у меня на испытаниях, когда видишь обожженных птиц, бьющихся на обгорелых пространствах степи, видишь, как ударная волна сдувает здания, чувствуешь запах битого кирпича, расплавленного стекла и, наконец, сам момент взрыва, когда ударная волна несется по степи, прижимает стебли, подходит к тебе и швыряет на землю».

Это обостренное чувство ответственности ученого заставило Андрея Дмитриевича проанализировать последствия применения ядерного оружия, его влияние на возрастание онкологических и наследственных заболеваний. В 1959 году в Атомиздате был выпущен маленький сборник, центральной статьей которого стала работа Сахарова «Радиоактивный углерод ядерных взрывов и непороговые биологические эффекты». Сахаров рассматривает неконтролируемые мутации, вызываемые ядерными испытаниями, как дополнительную к другим причину гибели десятков и сотен тысяч людей. «Единственная специфика в моральном аспекте проблемы — это полная безнаказанность преступления, поскольку в каждом конкретном случае гибели человека нельзя доказать, что причина лежит в радиации, а также в силу полной беззащитности потомков по отношению к нашим действиям». В 1969 году Сахаров передал почти все свои сбережения — более ста тридцати пяти тысяч рублей — Красному Кресту и на строительство онкологического центра в Москве.

Он — один из основных инициаторов заключения Московского договора 1963 года о запрещении испытаний в трех средах: атмосфере, воде и космосе.

Особенностью активного гуманизма Андрея Дмитриевича является полное отсутствие страха перед возможными последствиями своих действий в защиту отдельного человека или группы людей. Его нельзя запугать.

В конце 40-х и начале 50-х годов в стране сложилась гнетущая атмосфера, наложившая отпечаток на психологию и судьбы многих ученых института. В 1951 году работники отдела кадров и режима нашего института обнаружили, что математик М., намеченный к выдвижению на руководящую должность, имеет законченное религиозное образование и диплом раввина. Решение об удалении М. из института было принято незамедлительно. Ученые института проявили себя в этой ситуации различно. Одни из них перестали при встрече здороваться с М. Игорь Евгеньевич Тамм демонстративно заканчивал работу раньше и уходил помогать М. паковаться. Сахаров же на много месяцев предоставил М. свою московскую квартиру.

Еще более активное участие проявил Андрей Дмитриевич в судьбе одного из ведущих экспериментаторов института, открыто осудившего антинаучное «учение» Лысенко. В результате замечательного проявления солидарности со стороны Сахарова и других ученых высылка А. была отменена.

После XX съезда партии стала возможной борьба за возрождение в нашей стране уничтоженной лысенковцами генетики. В основном эта деятельность осуществлялась физиками и математиками. По инициативе И. В. Курчатова в Институте атомной энергии был образован радиологический отдел, а академиком М. А. Лаврентьевым в Новосибирском Академгородке — Институт генетики. Одновременно в Физическом институте Академии наук возник таммовский семинар, посвященный проблемам молекулярной генетики и радиобиологии. Тем не менее гибельная для науки и сельского хозяйства деятельность Т. Д. Лысенко не только не прекращалась, но и находила поддержку у нового руководителя страны. Решающее сражение за генетику было выиграно в июне 1964 года при выборах действительных членов Академии наук.

У нас на столе пожелтевший от времени лист бумаги, которому без малого четверть века. Это машинописная запись скандального заседания Академии наук, которое произошло 26 июня 1964 года. Выступление Андрея Дмитриевича на этом заседании хорошо выявляет его гражданскую позицию и заслуживает более подробного рассказа. Обычно утверждение действительных академиков и членов-корреспондентов на общем собрании Академии наук является простой формальностью. На таких собраниях присутствуют академики всех специальностей и, как правило, утверждаются решения отделений, так как историкам, языковедам, химикам и биологам довольно безразлично, кого решили выбрать, например, физики на предоставленные им места. Но при утверждении кандидатуры Н. И. Нуждина, баллотировавшегося по биологическому отделению, картина оказалась иной. Н. И. Нуждин был ставленником Лысенко. При голосовании на отделении он прошел, набрав 67 % голосов.

На общем собрании первым взял слово академик В. А. Энгельгардт. В лучшем академическом стиле, со ссылками на П. Л. Капицу, предложившего определять достоинство научного работника по числу ссылок на его работы, Энгельгардт предложил воздержаться от выборов Н. И. Нуждина, на работы которого он не нашел ни одной ссылки.

Вторым, и это было кульминационным событием, взял слово академик А. Д. Сахаров. «Что касается меня,— сказал он,— то я призываю всех присутствующих академиков голосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы „за", были бюллетени тех лиц, которые вместе с Н. И. Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные, тяжелые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время, к счастью, кончаются». Далее выступил академик И. Е. Тамм. После голосования оказалось, что против Нуждина было подано 114 голосов и только 23 человека голосовали «за». Это был завершающий удар по антинаучным представлениям, развиваемым Лысенко и его последователями.

В середине шестидесятых годов Андрей Дмитриевич Сахаров — ученый и мыслитель — активно включается в борьбу за права человека. В 1968 году он обратился к народам мира, ко всему прогрессивному человечеству с прозвучавшей набатом статьей «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Здесь впервые была обозначена и доказана неразрывная связь счастья и безопасности народов с индивидуальной свободой, с правами каждого отдельного человека. Очень скоро после появления Декларации Андрей Дмитриевич был отстранен от секретной работы и уволен из института. В это время в полной мере проявили солидарность и мужество его непосредственные коллеги — сотрудники теоретического отдела Физического института Академии наук (ФИАНа). В частности, по поручению уже тяжело больного И. Е. Тамма Е. Л. Фейнберг поехал к Андрею Дмитриевичу и пригласил его вернуться на работу в теоретический отдел ФИАНа. Андрей Дмитриевич с готовностью принял это предложение. Сопротивление дирекции и парткома удалось преодолеть. Однако сотрудники отдела непрерывно подвергались давлению со стороны партийных органов. Так, секретарь партбюро приходил в отдел и кричал: «Как вы смеете с ним доброжелательно общаться? Ему руку нельзя подавать». Крупнейшего ученого Е. С. Фрадкина, секретаря партгруппы отдела, прошедшего войну, раненого и награжденного, в райкоме «уговаривали» со всякими угрозами и поношениями, но он был непоколебим. Начальника отдела академика В. Л. Гинзбурга вызывали в президиум Академии наук, где предложили подписать известное антисахаровское письмо. Но он так твердо сказал «нет», что «уговоры» быстро прекратились.