Василий Дегтярёв - Моя жизнь

Опытная мастерская к тому времени несколько расширилась и была неплохо оборудована. В ней были квалифицированные мастера оружия, и я имел право привлекать их к работе. Однако я этого не делал, так как привык до сих пор работать в одиночку. «Буду все делать сам, — решил я, — как делал автомат Федорова. И в случае неудачи пусть ругают меня одного».

Я долго ломал голову над созданием затворной рамы, которая должна была связывать главные части пулемета и приводить в действие весь механизм.

После кропотливых расчетов и размышлений я твердо решил отказаться от подвижного ствола, примененного в автомате Федорова, и задумал создать пулемет с неподвижным стволом, который бы действовал на принципе отвода пороховых газов.

Эту идею я вынашивал годами и теперь окончательно убедился в ее правильности. Но облечь мысль в металл, придумать простую и прочную конструкцию — до этого было еще далеко. Я очень увлекся работой, сделал несколько моделей затворной рамы и заметил, что каждая новая модель получалась совершеннее предыдущей. Наконец, последнюю из них я решился показать своему учителю.

В. А. Дегтярев в своем рабочем кабинете

Владимир Григорьевич отнесся к моей работе внимательно и чутко. Он с величайшей осторожностью указал мне на некоторые недочеты, но в целом отозвался о модели очень похвально и стал торопить с изготовлением остальных частей пулемета.

Обрадованный похвалой Федорова, я окончательно уверился в успехе и остальные детали стал делать более смело и свободно.

Серьезная заминка произошла с устройством магазина. По замыслу всего пулемета магазин должен быть легок, вместителен и удобен. Я сделал несколько вариантов магазина разной конструкции и окончательно остановился на дисковом, вмещающем 49 патронов.

Наконец, модель была сделана. Пулемет получился нетяжелым и прочным, но при стрельбе сильно дрожал ствол — ему недоставало упора.

Казалось бы, упор — мелочь, а придумать его было нелегко. Упор получался то слабым, то непрочным, то тяжелым.

После многих экспериментов я придумал облегченный упор-сошку — это оказалось самым удобным, прочным и надежным.

Когда мы подвергли пулемет стендовому испытанию, то выявились кое-какие мелкие дефекты.

Устранив их, мы снова испытали пулемет и нашли, что теперь его можно показать комиссии Главного артиллерийского управления Красной Армии.

В Москву была отправлена телеграмма о том, что первая модель русского ручного пехотного пулемета закончена и может быть представлена на испытания.

Это было поздней осенью 1924 года. Пассажирский поезд, отяжеленный товарными вагонами, шел медленно. Стояла хмурая ночь. Дождь уныло стучал в стекла, навевая на душу тоску. Я сидел на скамейке задумавшись, от времени до времени поглядывая на массивный ящик, положенный в проходе между сиденьями. Шумные пассажиры, состоящие в основном из спекулянтов и торговцев (ведь это было в расцвете нэпа), косились на ящик и отпускали по моему адресу разные шутки.

Один даже прямо опросил меня, что за товар я везу в этом ящике.

Конечно, этим коммерсантам никогда бы не могло прийти в голову, что человек в скромном поношенном пальто и барашковой шапке — изобретатель и что в этом массивном ящике лежит плод многолетних работ, грозное оружие — первый русский пулемет.

А это было именно так. Я и двое товарищей, сопровождавших меня, везли в Москву на испытания нашу первую модель отечественного пулемета.

«Как-то проявит себя пулемет?» — думал я. И хотя в душе был глубоко уверен в добротности своей машины, все же меня томило какое-то тяжелое предчувствие.

Это заметили даже мои спутники и спросили, не заболел ли я. Я уверил их, что чувствую себя превосходно.

Дождь утих. Поезд ускорил ход, и скоро показались дымные пригороды Москвы.

На вокзале мы наняли извозчика и приехали на полигон, где были назначены испытания, как раз вовремя.

На полигоне в этот день должен был испытываться еще один пулемет, но чей, нам не сказали.

Мы заняли место под березкой, на которой трепетали последние, уже желтые листья. Собрали, установили пулемет.

Невдалеке от нас у другой машины было много военных. Среди них я узнал высокого худощавого человека с нависшими усами — это был мой старый знакомый изобретатель Токарев. Рядом с ним стоял другой изобретатель — Колесников, которого я тоже знал по Ораниенбауму и Сестрорецку.

Скоро появилась правительственная комиссия. Среди военных в высоких шлемах и длинных шинелях с широкими красными петлицами на груди по пышным усам я узнал легендарного полководца Красной Армии Семена Михайловича Буденного.

Он поздоровался с нами, осмотрел оба пулемета и велел начинать испытания.

Впереди поставили щиты с мишенями. Я лег у пулемета, ожидая команды.

— Огонь! — прозвучал чей-то громовой голос, и оба пулемета затрещали.

— Отставить! — скомандовал тот же голос. — Смените мишени.

Ко мне подошел товарищ Буденный.

— Разрешите-ка, попробуем ваш.

— Пулемет не пристрелян, Семен Михайлович, — сказал я смущенно.

— Это ничего! — он склонился над пулеметом и дал очередь.

— Доставить мишень! — раздалось над полигоном.

— Есть! — ответили с того конца, и красноармеец быстро доставил мишень.

Семен Михайлович развернул пробитый лист мишени и довольно улыбнулся в усы.

— Вот тебе и не пристрелян.

Я с волнением взглянул на мишень. Пули легли в яблоко и густо вокруг.

— Пока хорошо идет! — сказал Семен Михайлович. — Посмотрим, что будет дальше.

Начались испытания на живучесть. Каждому пулемету нужно было до смазки сделать положенное число выстрелов.

Ободренный похвалой товарища Буденного, я приготовился к дальнейшему состязанию, но тут случилось нечто страшное.

Не сделав и половины положенных выстрелов, мой пулемет умолк.

Подбежали товарищи:

— Что случилось, Василий Алексеевич?

Я разобрал пулемет и с досады махнул рукой.

— Неужели нельзя исправить? — спросили они.

— Сломался боек. Об исправлении не может быть и речи.

А пулемет Токарева и Колесникова продолжал трещать, утихая лишь на короткое время перезарядки.

В. А. Дегтярев испытывает один из образцов пулемета своей конструкции

Было очень обидно, что мой пулемет выбыл из испытаний по такой нелепой причине. Ведь в непрочности бойка был не столько виноват я, сколько плохое качество стали.