Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

Мистер Сесил Родс был председателем и создателем учрежденной королевским декретом Компании. В качестве премьер-министра Капской колонии он пользовался весомой голландской поддержкой. Управляющим у него был некий доктор Джеймсон. Джеймсон — человек сильный и порывистый — собрал в Мафекинге военный отряд из шестисот-семисот человек, чтобы в случае, если «чужаки» подымутся, как они не раз угрожали, завоевывать свои гражданские и политические свободы, быстрым маршем пройти сто пятьдесят миль от Мафекинга до Йоханнесбурга и остановить бессмысленное кровопролитие — с благословения мистера Родса и одобрения британского правительства. Одновременно в Йоханнесбурге вызрел самый настоящий заговор с целью силой вытребовать для «чужаков» права гражданства. В деньгах недостатка не было, поскольку в заговоре участвовали владельцы золотых приисков. Им сочувствовали, хотя и не слишком горячо, их служащие и йоханнесбуржцы неголландского происхождения, числом уже превосходившие народонаселение всего Трансвааля. Апрельским утром в Йоханнесбурге сформировалось временное правительство, и с семью сотнями кавалеристов и двумя пушками через вельд на столицу двинулся доктор Джеймсон.

Случившееся потрясло Европу и взбудоражило весь мир. Кайзер отправил президенту Крюгеру известную телеграмму и приказал германскому флоту, так кстати оказавшемуся рядом, десантироваться в Делагоа-Бей. Не было страны, где бы Великобританию не честили на все корки. Бурские коммандос, только и ждавшие сигнала, легко окружили доктора Джеймсона с его войском и после горячей схватки принудили сдаться. В то же время и такой же большой силой трансваальцы подавили мятеж в Йоханнесбурге и арестовали его предводителей и причастных к нему миллионеров. Едва новость о рейде доктора Джеймсона достигла Англии, британское правительство поспешило отмежеваться от его демарша. Сесил Родс лаконично высказался в Кейптауне: «Он испортил мне всю музыку». Лорд Солсбери пустил в ход всю свою терпеливую и могущественную дипломатию, чтобы умерить недовольство. Приговоренным к смерти йоханнесбургским главарям позволили откупиться за баснословные деньги. Ратников Джеймсона передали в руки британского правосудия, предводителя и его подручных судили и приговорили к двум годам тюрьмы.

Дабы определить меру ответственности мистера Чемберлена или мистера Родса, было учинено строгое расследование, направляемое либеральной партией. Расследование заняло много времени и в конечном счете не дало ясного ответа, и вся история постепенно заглохла, впрочем потянув за собой череду неприятных последствий. В глазах всего мира репутация Британии понесла тяжкий урон. Голландцы отстранили Сесила Родса от власти в Капской колонии. Телеграмму германского императора британцы восприняли как выражение враждебности и затаили обиду. Сам же император, сознавая свое бессилие перед британской морской мощью, задумался о создании германского флота. Политическая жизнь Южной Африки сбилась с мирного курса. Британские колонисты рассчитывали на поддержку имперского правительства; рассредоточенные по субконтиненту голландцы тянулись сплотиться под знаменами обеих бурских республик. После катастрофического фиаско британское правительство собиралось с силами; между тем Трансвааль давил «чужаков» налогами и на вырученные деньги всерьез вооружался. Стороны были накалены до предела, и их тяжба уже рассматривалась в высшей инстанции.

В то беспокойное лето моя мать собирала за столом политиков обеих партий, видных деятелей литературы и искусства, а заодно и красавиц, на которых отдыхал глаз. Однажды она зашла слишком далеко в своем либерализме. Нашим старейшим другом был сэр Джон Уиллоби, участник рейда Джеймсона, в то время отпущенный под залог в ожидании суда в Лондоне. Это он первый показал мне, как правильно ставить мою игрушечную кавалерию в головном дозоре. Вернувшись из Хаунслоу, я застал его уже приехавшим к ленчу. Мать задерживалась. Вдруг отворилась дверь и доложили о приходе мистера Джона Морли. Я почуял недоброе, но отважно представил их друг другу. А что оставалось делать? Мистер Морли напрягся и, не предлагая руки, коротко кивнул. Уиллоби ответил на поклон лишь отсутствующим взглядом. На душе у меня скребли кошки, и я попытался наладить беседу, поочередно задавая им пустячные вопросы. К моему великому облегчению, скоро появилась мать. Она не спасовала, хотя ситуация была не из простых. Неосведомленный наблюдатель, пропустивший начало трапезы, даже не заметил бы, что из четверых сидящих за столом двое не обращаются друг к другу прямо. А под конец, как мне показалось, они охотно бы это сделали. Однако линия поведения была выбрана, и им приходилось ее держаться. Я подозревал, что мать замыслила смягчить небывалое ожесточение, нагнетавшееся вокруг этого инцидента. Она хотела низвести рейд на уровень обычной политики. Однако пролилась кровь, а это другая песня.

Не стоит говорить, что в двадцать один год я был целиком на стороне Джеймсона и его отряда. Я прекрасно сознавал, из-за чего разгорелся сыр-бор. Я торопил день, когда мы «отомстим за Маджубу». Меня шокировала робость нашего консервативного правительства перед лицом кризиса. Стыдно было смотреть, как оно заискивало перед запутавшейся либеральной оппозицией и — хуже того — наказывало этих храбрых рейдеров, многих из которых я хорошо знал. Пройдут годы, и я лучше изучу Южную Африку.

Настало время грузиться и отправляться на Восток. Мы отплыли из Саутгемптона на транспорте, вмещавшем около тысячи двухсот человек, и после двадцати трех дней пути бросили якорь в Бомбейском порту, подняв завесу над тем, что вполне могло сойти за другую планету.

Можете себе представить, с каким ошалелым восторгом вся наша офицерская и солдатская корабельная братия, почти месяц толокшаяся на пятачке суши, взирала на пальмы и дворцы Бомбея, широким полукружием раскинувшиеся перед нами. Облепив фальшборты, мы пялились на них поверх сверкающих и пенящихся волн. Всем хотелось немедленно оказаться там и посмотреть — какая она, Индия. Формальности и проволочки выгрузки, которыми мучают обычного путешественника, стократно тягостнее для тех, кто странствует на казенный счет. Однако около трех часов дня поступило распоряжение: шлюпки спускать на воду в восемь, когда спадет жара, офицеры же, при желании, могут съехать на берег самостоятельно. С самого утра нас окружала целая стая крохотных лодок, качаемых зыбью прибоя. Мы им нетерпеливо помахали. Через четверть часа мы уже были у Сассунского дока. И слава богу: шустрое ныряние ялика вынуло всю душу из меня и двух моих спутников. Мы пристали к высоченной стене с мокрыми ступенями и железными кольцами. Волна то вздымала, то опускала лодчонку с размахом в пять-шесть футов. Я протянул руку и ухватился за кольцо; но прежде чем я поставил ногу на приступок, лодка увильнула, резко вывернув мне правое плечо. Я все же благополучно вскарабкался на причал, отпустил несколько абстрактных замечаний, в основном начинающихся с головных букв алфавита, помял сустав и вскоре забыл думать о случившемся.