Иван Сабило - Крупным планом, 2006[роман-дневник]

Пускай пока главней живот,

И в этаком маразме

Ещё присутствует, живёт

Непобеждённый праздник.

Ещё поэзия жива,

Ещё она воюет,

И троекратная вдова,

Как девушка, бушует».

20 апреля. Мойка, 12. Концертный зал при Музее-квартире А.С. Пушкина, в котором я провёл общее писательское собрание. Я напомнил, что в декабре этого года состоятся выборы нового состава правления писательской организации, и попросил подумать, кто станет её руководителем.

— Оставим прежнего! Не надо нового! — голоса из зала.

К сцене вышла красивая, женственная Елена Родченкова. Положила руку на грудь:

— Вот что выходит: как только у писательской организации возникли трудности и сложности с арбитражными судами, так наш руководитель Иван Иванович, как павлин, распускает свой хвост: дескать, смотрите, какой я красивый, не собираюсь пересиживать отведенный мне уставом срок. И совсем ничего, что за павлиньим хвостом виднеется желание бросить писательскую организацию. И вообще, я думаю, что для решения каких-то важных писательских вопросов и разговоров с руководством города нужно посылать кого-то из более значительных писателей, чем Иван Иванович. Например, Олега Акимовича Чупрова.

Сказала и пошла на место. Удивительная женщина. Несколько лет назад она продала в Псковской области дедов дом и купила в Питере комнату в коммунальной квартире. Переехала сюда с маленькой дочкой-школьницей, прописала у себя деда. Встала на учёт в нашу писательскую организацию. Ладная, дважды образованная (культработник и юрист), она почти сразу принесла мне проект письма на имя губернатора В. Яковлева с просьбой предоставить ей отдельную квартиру. Основание — дед участник Великой Отечественной войны.

Я сделал какие-то уточнения, и мы отправили такое письмо. Потом ещё несколько подобных писем. И даже не ради её деда, а в большей степени ради её маленькой дочки. С квартирой пока не получалось, однако, не сомневаюсь, должно получиться. Но, очевидно, раз не получается, виноват я. А потому всыплю-ка ему, на всякий случай.

Можно промолчать, но она не впервые на собраниях и вне их кусала меня: мол, я книгу назвал романом, а это не роман. И разное другое. На такие выпады нельзя отвечать, но, если по-писательски, можно.

— Елена Алексеевна, — сказал я, — меня обидеть легко, а победить трудно. К тому же, если вы цитируете классика, делайте это правильно, а главное, указывайте автора. То, что вы сейчас так неловко и неточно произнесли, много лет назад написал белорус Аполлинарий Костровицкий, более известный как выдающийся французский поэт Гийом Аполлинер: «Когда свой хвост распускает павлин, не оторвать от красавца взгляд. Ах, если бы скрыть недостаток один, только один — обнажённый зад». Так что не распускайте хвост. И с Олегом Чупровым вам нас не поссорить.

Я видел, что она смутилась и кивнула. Мне этого достаточно. Сейчас для меня главное — до отчётно-выборного собрания найти нового руководителя.

Цирк. Чемпионат Ленинграда по боксу. Пришёл по приглашению Юрия Владимировича Баканова. Давным-давно, когда я учился в Ленинградском техникуме физической культуры и спорта, он был моим преподавателем по боксу. Ему нравилось, как я веду себя на ринге — моя техника, внимательное отношение к сопернику, умение прислушиваться к словам секунданта. Он пророчил мне успешное боксёрское будущее. В особенности после того, как я стал победителем первенства Ленинграда. Мы стали часто разговаривать с ним о всякой всячине, я читал ему свои стихи, и однажды он сказал: «Я думаю, Ваня, твоё настоящее дело не бокс, а литература. Береги голову».

Но я беречь себя не собирался. Тем более что спортивный успех — вот он, рядом, и мне только девятнадцать лет. А литература — там, за облаками. И Пегас мой ещё не валялся… Однако сама случайность приостановила мои занятия боксом. В схватке в саду Александро-Невской лавры с бандитами, грабившими по вечерам людей, меня ранили — удар ножом пришёлся в тыльную сторону кисти правой руки. Двоих бандитов из пяти нам, троим боксёрам техникума физкультуры, удалось задержать и сдать в милицию. Но травма руки почти на год лишила меня возможности тренироваться. Был сбит темп. Я всё большее значение придавал стихам. И всё чаще вспоминал совет Юрия Владимировича…

Сейчас я увидел его за судейским столиком — в ослепительно белой рубашке с чёрным бантиком-регатом и в белых брюках. Поздоровались. Он полез в портфель и достал красивое тёмно-красное удостоверение с золотыми буквами «Ветеран бокса». Протянул мне:

— Держи, мастер! Успеха тебе во всём задуманном!

Я поблагодарил и вручил ему свою только что вышедшую книгу «Война была долгой». Он покачал её в руке, будто взвешивая, и вздохнул:

— Когда-то я был прав, что посоветовал мальчику Ване беречь голову!

Сегодня первый день соревнований. Я посмотрел несколько боёв и поехал домой. После писательского собрания, как после тяжёлого боя на ринге, у меня всегда болит голова.

21 апреля. День рождения Ивглафа Ивановича Сигова — профессора, доктора экономических наук, бывшего директора Института социально-экономических проблем. (Ивглаф — от имён отца и матери — Иван и Глафира). В начале перестройки я приглашал учёных и творческую интеллигенцию Ленинграда в Дом писателя для разговоров о стране, жизнь в которой покатилась под уклон. Участниками наших собраний были Глеб Горышин, Иван Виноградов, Михаил Аникушин, Алексей Воронцов, Ивглаф Сигов, Президент Русского географического общества Сергей Лавров… Мы понимали, что наиболее зрелая, разумная часть общества против ломки существующего строя, предлагали способы преобразования, преображения советской действительности. Однако ведущаяся высшим руководством страны во главе с М. Горбачёвым политика сделала страну неуправляемой. Власть, как говорится, валялась под ногами, и её подхватили те, кто будет не властвовать, а глумиться над властью.

В одном из наших с Сиговым разговоров я сказал, что моя дочка Оля учится на экономическом факультете университета. Он поинтересовался, как у неё дела с учёбой, и я ответил, что вполне успешные. — «Пусть не останавливается на дипломе, — посоветовал он. — Пусть поступает в аспирантуру».

Я сказал, что сейчас, когда в нашем обществе резко упал интерес молодёжи к получению образования, трудно настроить кого-либо на продолжение учёбы. Но Ивглаф Иванович возразил: «Это временно, это в ряду диверсий против нашей страны. Понизить уровень просвещения — значит понизить уровень культуры. А это прямой путь к распаду».

Дома сказал об аспирантуре дочке. «Па, сколько можно учиться?! — возмутилась она. — Ты хотел, чтобы я училась в университете — я учусь. И хватит. Я знаю, аспирантура не мне нужна, а тебе!» — «Да, — сказал я, — у меня аспирантуры не случилось, и я бы хотел, чтобы она была у тебя».