Дмитрий Веденяпин - Между шкафом и небом

Выстукивая светло-серый лес
С травой и перевернутой листвою,
Тропинкой, пустотой и дождевою
Сквозящей кляксой пасмурных небес.

И в этот лес, как будто в никуда,
Уходит неподвижный человечек
В плаще и с целлофановым пакетом,
Бесцветным и блестящим, как вода.

Его спина по цвету, как асфальт,
И как бы безотчетно совмещает
Прозрачный лес, который все прощает,
И этот острый воздух из стекла.

И нужно все расставить по местам,
Уменьшившись до двух сплетенных свечек
Чтоб выяснить, что милость только там,
Куда уходит фоточеловечек.

Даже эти шаги, даже эти следы на паласе,
Даже этот пейзаж с набегающим березняком,
Все, что было и будет, стояло тогда на террасе
В треугольниках солнца, трепещущих под потолком.

Человек в канотье с чемоданом в пустынном отеле,
Оглянувшийся на неожиданный окрик портье,
Потому что портье примерещилась кровь на постели
И лежащий ничком этот самый субъект в канотье.

Или дама в машине, закуривающая сигарету,
Наклонившись к тому, кто, умолкнув, сидит за рулем;
Чуть подавшись назад и направо, навстречу ответу;
Сигаретный дымок, как крыло, у него за плечом.

Но потом все уходит, и только в бревенчатом доме
Белокурая девочка с чайным подносом в руках,
В белом платьице, с бантом,
помедлив в кухонном проеме,
Выплывает к гостям с пирогом в именинных свечах.

Но и это уходит, лишь кружатся белые мухи,
И старик-лесовик, помолясь, раскрывает уста,
Чтобы кротко и просто поведать землянам о Духе,
От которого радость, сияние и теплота.

В этих нежных волнах золотистого и голубого
Ни террас, ни машин, ни раскуриваемых сигарет;
Дверь сама открывается настежь в клубящийся свет…
Страшно: падая в небо, не вспомнить заветное слово.

И лес, и шкаф, и фотоаппарат,
И чайки, и очки, и плоскодонка,
И солнце уплывало вверх, как взгляд
Играющего на полу ребенка —

Когда в передней щелкает замок,
И на пороге возникает папа,
Его большая фетровая шляпа,
Едва не задевает потолок —

И вешалка, и ветер, и брелок,
И водоросли, и пальто, и море,
И облако ложилось поперек,
И волны набегали на песок
И пенились, откатываясь вбок,
Как съежившийся сумрак в коридоре.

Надо постучаться — и отворят.
Снег, шурша, мелькает над полотном.
В вертикальном небе зарыт клад.
Демон знает о нем.

Человек стоит на краю перрона
Навытяжку перед судьбой.
Чтобы отнять золото у дракона,
Нужно вступить с ним в бой.

Снег лежит — как покров бессилья…
Главное — не побежать назад!
У дракона фиолетовые крылья,
Неподвижный мертвый взгляд.

Главное — крикнуть дракону: «Нет!»
Крикнуть: «Убирайся!» ночному бреду…
Просыпаясь, мальчик видел свет,
Чтобы взрослый смутно верил в победу.

Эта ночь разбудила лето.
В золотом заповедном сне
Голубые полоски света
На дощатой темной стене.

В доме настежь окно открыто
В нарисованный серый сад.
В переполненное корыто
Капли прыгают и звенят.

Над землей повисает низко
Бестолковый вороний гам.
Отступившее небо близко,
И терраса — как будто храм.

Жизнь моя в столбе бесплотной пыли,
В облаке, расплывшемся от слез,
В зеркале, которое разбили,
А оно очнулось и срослось.

В комнате, как в солнечном осколке
Озера, сверкающего сквозь
Листья и ослепшие иголки,
Пляшут пряди солнечных волос;

Рыбаки спускаются по склону
По траве, блестящей от росы;
Папа говорит по телефону,
Обреченно глядя на часы.

Даже в зимней обморочной давке,
В стеклах между варежек и шуб
Тонкие секунды, как булавки,
Падают, не разжимая губ;

Но не зря в серебряном конверте
Нас бесстрашно держат на весу —
Как от ветра, спрятавшись от смерти,
Одуванчик светится в лесу.

В толпе веселых палочек, в плену
Зеркальных сквозняков балетной школы,
В прозрачности от потолка до пола,
Придвинувшейся к самому окну.

На улице, в кольце цветного слуха,
В лесу, где память бьется на весу,
Вибрируя, как золотая муха,
Похожая на добрую осу

Над яблоком в купе, когда часы
Стоят, прижавшись стрелками к рассвету, —
Две полосы серебряного цвета
Над черным краем лесополосы.

Разбившись насмерть в пелене тумана,
Мы гладим хвою в глубине пробела,
Где голоса летают над поляной,
Проделав дырку в зеркале Гизела;

Вдоль сосняка, сквозь сумеречный дым,
По кромке дня пробравшись без страховки,
Мы наяву стоим у остановки
На воздухе, оставшемся пустым.

Есть мир и Бог; мир, человек и Бог;
Открытость миру и открытость Богу;
Есть камень у развилки трех дорог
И путник, выбирающий дорогу.

…Погибли все — и тот, кто захотел
Разбогатеть и поскакал направо,
И кто свернул туда, где власть и слава…
Лишь тот, кто выбрал смерть, остался цел.

Есть лес и снег, пустыня и вода,
Круг Зодиака, воздух, время года,
Земля и небо, слава и свобода,
Отчаянье и память, «нет» и «да».

Есть ад и рай с его рукой-лучом,
Пророки, маги, звезды, птицы, листья,
Художник, гравирующий мечом,
Боец-монах, сражающийся кистью:

Зеленый север, желтый юг, восток
Белее снега, красный запад, синий
Слепящий Центр; молитва, пепел, иней
И человек, который одинок.

Я полюбил тебя, бессонный человечек.
Огромный коридор наполнен тишиной.
В окне стоит зима, и черно-белый вечер
Похож на зеркало основой ледяной.

В колодце темноты скользят смешные люди.
Прижавшись лбом к стеклу, не разжимая век,
Тот мальчик видит все, что было, есть и будет.
Над эллипсом катка порхает редкий снег.

Есть только то, что есть; он встанет на колени,
И двор под окнами, каток, асфальт, подъезд
Окажутся на дне почти прозрачной тени
Пространства-времени, похожего на крест.