Николай Кузнецов - Крутые повороты: Из записок адмирала

Если бы мне сказал член партии, что ему вынесли наказание без его участия, я, не задумываясь, ответил бы, что это неправильно, и считал бы такое решение недействительным. Если бы мне подчиненный сказал, что его лишили высокого звания, не предъявляя при этом обвинений и не выслушав объяснений, я твердо ответил бы, что это противозаконно, и признал бы подобное решение неправомочным…

Кто впервые произнес ставшие потом крылатыми слова «не стоит ворошить» по отношению к моему делу, я не знаю, но пишу об этом потому, что «не стоит ворошить» произносилось в разных инстанциях ВМФ и даже выше, когда разговор заходил о моем восстановлении в звании.

Я невольно задумывался над смыслом этих слов применительно к себе и правомерности таких «каучуковых» выражений, когда речь идет о человеке. Сидит человек в тюрьме, и кто-то поднял вопрос о его реабилитации или просто о пересмотре дела, а ему отвечают: «Не стоит ворошить», и человек отбывает срок наказания вопреки открывшимся новым обстоятельствам и фактам. В нарушение всех советских и партийных норм, не предъявляя никаких обвинений, снизили адмирала в звании и вынесли ему партийное взыскание, никуда при этом не вызывая, а когда кто-то ради истины пытается понять, почему так случилось (и ведь подобных просьб очень много; я располагаю копиями многих писем от абсолютно неизвестных мне людей), ему отвечают: «Не стоит ворошить».

«Не стоит ворошить» — означает, что нет более иных аргументов для ответа, или, того хуже, «если ворошить», то Н.Г. Кузнецова придется еще строже наказать. Тот, кто советует «не ворошить», как бы делает мне благое дело, я же, напротив, как раз прошу «поворошить», дабы убедиться, напрасно я наказан или мне следует еще добавить.

Необычайное увольнение меня в отставку создало немало трудностей. Сколько-нибудь значительных накоплений у меня не было. Строить собственную дачу я принципиально не хотел. Два сына — школьники — еще требовали помощи и внимания. Возникла мысль писать мемуары, но это не обещало скорой материальной прибавки, да и писать их мне хотелось по другим соображениям: рассказать о боевой деятельности флотов, поведать то, о чем никто, кроме меня, не расскажет.

Мне не было сделано никаких исключений в пенсионном плане [87], прирабатывать же было невозможно: все с подозрением смотрели на меня — как бы чего не вышло.

Вот тогда единственным реальным путем немного заработать к пенсии стало использование знания иностранных языков. Начал учить английский и через год мог переводить отдельные статьи для журнала «Военный вестник». Пришлось много трудиться, 60 рублей с листа за трудный перевод требовали от меня большого напряжения, причем именно тогда, когда здоровье требовало ремонта после вторичной «встряски» в 1956 году. И.М. Майский помог мне напечатать в сборнике об Испании статью под псевдонимом Николаев, и это имело не только (и не столько) материальное значение, вселяя уверенность, что я могу попытаться писать воспоминания, принося таким образом пользу флоту.

Но это было не так-то просто. Вокруг меня Хрущевым была создана явно негодная атмосфера. Решил писать, ожидая лучших времен.

Первая книга была почти готова, но казалось, Никита Сергеевич так крепко сидит в кресле, что больших перемен не предвидится. Они пришли совсем неожиданно. Встретил П.С. Тарасова, бывшего предисполкома Моссовета, который поделился новостью, только что узнанной от постового милиционера, — «сегодня утром выносили портреты Хрущева». Я оторопел от неожиданности и даже не поверил. Но факт оказался фактом.

…Мне трудно писать объективно об этом человеке. Не зная меня и ни разу не разговаривая со мной по флотским вопросам, он считал допустимым десятки раз выступать против меня, не брезгуя никакими сплетнями. Это не укладывалось в моей голове. Ведь он занимал высокий пост, который обязывал ко многому.

Я не раз слышал в те годы, как Хрущев за обеденным столом в присутствии адмиралов рассказывал возмутительные вещи про Сталина. Он вправе был иметь свое мнение о нем и критиковать его, но делать это в такой «свободной» манере, не брезгуя самыми мелкими и непроверенными фактами, на мой взгляд, было недопустимо для руководителя страны.

Но ведь Хрущева мы знали как редкого подхалима в сталинские времена Мы знали и о том, какие он совершал репрессии на Украине. Работал он там вместе с Серовым.

И вот сегодня, случайно, я узнал, что Серов после снятия Хрущева написал письмо, в котором чернит Хрущева за то, что тот требовал от него уничтожения документов, касающихся его деятельности… И все же остается непонятным — к чему скрывать проделки Хрущева? Его авантюризм, мягко называемый субъективизмом или волюнтаризмом, очевиден. Может быть, высокие соображения не позволяют сказать об этом прямо? История пишется не сразу!..

Президиум решил отстранить Хрущева… Правильно ли это сделано?.. Основное, как мне кажется, заключается вот в чём. После развенчания культа личности Сталина следовало принять ряд мер по развитию демократии. Выборы. Коллективное руководство. Вместо этого Хрущев, прикрываясь злоупотреблениями, допущенными Сталиным, сам пошел по тому же пути диктаторства. Культ личности Сталина был заменен новым культом…

У Хрущева возникало много идей (подсказанных кем-то), за которые он брался с завидной энергией, с удивительным упорством стараясь довести ошибочные решения до пагубного конца. Особенно много ошибок было сделано в сельском хозяйстве. Катастрофическое положение в этой отрасли меня особенно поразило. Оказывается, с 1958 года — никакого улучшения, а, напротив, упадок. Как же быть с цифрами, газетами, докладами, фильмами и всем прочим?

Так было с мероприятиями по школам, по ликвидации министерств. Много непродуманного делалось и во внешней политике. Его известное выражение за рюмкой «Мы вас похороним» — пример несерьезного выступления, как и поведение на Генеральной Ассамблее ООН, когда он снимал «сапоги» и стучал по столу. Такое комедиантство в политике руководителя крупнейшей страны, конечно, недопустимо.

Его несерьезный подход иногда ставил страну на край войны. Так было с поставкой на Кубу ракет. Ведь следовало же задуматься, к чему это может привести. Надо знать меру, когда поддерживаем какую-либо страну или заступаемся за нее. Политика, не подкрепленная реальными средствами, это чистый авантюризм. Помните с Берлином! [88]

Подарки и награждения во время своих «прогулок» абсолютно несовместимы с поведением главы Советского государства.

В отношениях с Китаем и Албанией, наряду с принципиальной постановкой важных вопросов, также было много личного. Оскорбительные выражения в адрес Мао Цзедуна и Ходжи совершенно ни к чему для государственного деятеля такого ранга.