Даниил Тумаркин - Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

На сей раз, похоже, Николай поселился с Екатериной Семеновной под Саратовом в имении ее родных. Во всяком случае, в бумагах ученого сохранился сделанный им рисунок деревеньки с пометой: «Саратовская губ. Авг. 1869» [208] Там же. 4.1. С. 347. . Заботливый уход и радость от встречи с близкими ему людьми помогли Николаю восстановить душевное равновесие и в какой-то мере окрепнуть физически. Впрочем, дело было не только в уходе. Рискну предположить, что в Москве или Саратове больного осмотрел квалифицированный врач, который, распознав малярию или, как ее тогда называли, перемежающуюся лихорадку, прописал прием хинина. Это лекарство не избавило нашего героя от малярии, но предотвращало или смягчало «пароксизмы» болезни. Сам Миклухо-Маклай впервые упомянул о хинине в письме, датированном октябрем 1870 года: «При помощи большого количества хинина и небольшой дозы терпения я надеюсь отделаться от лихорадки, но еще не достиг этого» [209] Там же. С. 66. . Из письма видно, что прием хинина стал к тому времени для ученого обычным делом.

Около месяца Николай прожил с матерью и сестрой под Саратовом, где по мере сил совмещал отдых и лечение с подготовкой труда по сравнительной анатомии мозга рыб. В конце августа он покинул Поволжье: в Москве должен был состояться Второй съезд русских естествоиспытателей, и молодой ученый, разумеется, не желал пропустить столь важное событие.

Как и Первый съезд русских естествоиспытателей, проведенный в декабре 1867 года в Петербурге, этот форум, заседавший с 1 по 11 сентября 1869 года, стал генеральным смотром сил быстрорастущей отечественной науки. Председатель съезда профессор-натуралист Г.Е. Щуровский во вступительной речи подчеркнул, что созыв съезда диктовался насущными потребностями развития естествознания в России, ставившего такие вопросы, которые уже не могли быть «решены иначе, как общими силами».

В съезде участвовали как корифеи (А.М. Бутлеров, Д.И. Менделеев, П.Л. Чебышев и др.), так и «середнячки» и ученая молодежь, в том числе студенты университетов и других высших учебных заведений. Список участников насчитывал 427 человек, из них 167 иногородних. Но пленарные заседания дополнительно посещали сотни москвичей — учителя, студенты, курсистки, газетчики, любопытствующие дамы из общества. Большинство приезжих участников съезда были размещены в Московском складочном подворье (бывшая гостиница Кокорева), где им предоставили номера со значительной денежной скидкой и организовали питание по общедоступным ценам. В списке участников мы находим такую запись: «Миклуха-Маклай Николай Николаевич, ассистент профессора зоологии в Йенском университете. — Гост. Кокорева. № 147» [210] Второй съезд русских естествоиспытателей в Москве <���…> Протоколы заседаний. М., 1869. С. 3. . Примечательно, что в материалах съезда неоднократно встречается именно такое написание его фамилии; лишь однажды он назван Миклухо-Маклаем.

Николай записался в секцию «Зоология и сравнительная анатомия», которая объединилась с секцией «Анатомия и физиология». В объединенной секции насчитывалось 69 человек. Ее костяк составили такие известные ученые, как академик Ф.В. Овсянников (осенью 1863 года Николай начал слушать его лекции по физиологии, но вскоре был изгнан из Петербургского университета), профессора А.П. Богданов, Н.П. Вагнер и С.А. Усов, прославленный путешественник и исследователь Н.А. Северцов. Большинству членов секции Миклухо-Маклай был уже известен по публикациям в «Йенском журнале медицины и естествознания», который внимательно читали русские специалисты в области естественных наук. Спонгиолог В.И. Чернявский в докладе о губках Черного моря с пиететом говорил о «замечательной Guancha blanca Миклухи-Маклая» [211] Труды Второго съезда… Ч. 1. С. XLV. . Интерес к трудам и личности молодого ученого подогревался тем обстоятельством, что он был ассистентом «обезьяньего профессора» — знаменитого Эрнста Геккеля. Председатель и секретарь менялись на каждом заседании секции. На первом заседании председателем был выбран Овсянников, а секретарем — его несостоявшийся ученик «Миклуха-Маклай».

Николай Николаевич — не пора ли начинать так именовать нашего героя? — развил на заседаниях секции большую активность. Он выступил с двумя докладами, высказал важные соображения по докладу профессора Медико-хирургической академии Ф.П. Ландцарта о развитии мозга в человеческом плоде и у новорожденных, подчеркнув в духе эволюционной теории общие закономерности развития центральной нервной системы в животном мире — от низших позвоночных, в частности рыб, до человека. Этой же проблематике был посвящен первый из докладов Миклухо-Маклая — о строении мозга химеры [212] Описание мозга химеры, доложенное на конгрессе, в основном повторяет маленькое сообщение, которое Миклухо-Маклай послал Гегенбауру из Мессины в начале 1869 года. Как уже упоминалось, это со общение было опубликовано в 1870 году в «Йенском журнале медицины и естествознания». . Наиболее интересна вступительная часть доклада, в которой ученый изложил свою точку зрения на широко дебатировавшийся тогда вопрос о происхождении и значении различных частей мозга рыб. Докладчик сообщил, что готовит большую работу, в которой собранные материалы будут исследованы «с эмбриологической точки зрения, единственно могущей решить вопрос» [213] Труды Второго съезда… Ч. 2. С. X. . Как записано в протоколе заседания, он «показывал рисунки, относящиеся к изложенному, и атлас, по большей части фотографический, к первому тому своего сочинения о сравнительной анатомии мозга позвоночных» [214] Там же. . Эта запись позволяет предположить, что у молодого исследователя, склонного к выдвижению далекоидущих планов, возник замысел посвятить со временем второй том сравнительному изучению мозга высших позвоночных, включая человека.

Если первый доклад Миклухо-Маклая привлек внимание главным образом специалистов по этой проблематике, то второй получил самый широкий резонанс — сначала на съезде, а потом и за его пределами. В этом докладе Миклухо-Маклай рассказал о подготовительной работе по созданию зоологической станции, проделанной им и Дорном в Мессине. В связи с этим он подчеркнул необходимость учреждения приморских зоологических станций, охарактеризовав их как «одно из самых необходимых средств для успешного развития научного естествознания» [215] Санкт-Петербургские ведомости. 1869. 19 (31) октября. С. 2. .

Помимо прямой ссылки на теорию Дарвина мировоззрение Миклухо-Маклая проявилось в демократических принципах, которые он предложил положить в основу деятельности станции: «1) каждый зоолог без различия национальности может пользоваться для своих научных занятий всеми оставленными приборами; 2) за потерянную или разбитую вещь должно быть уплачено по цене, определенной в описи вещей; 3) для развития средств станции просят оставлять необходимые инструменты, книги и другие полезные вещи» [216] Там же. . Завершая свое взволнованное выступление, ученый резюмировал: «Зоологические станции представляют выгоды, удешевляя ученому исследование у моря, а также сохраняя ему время для занятий».