Глеб Елисеев - Лавкрафт

И все же Лавкрафт подспудно стремился освободиться от «дансенианского гипноза», ощущая, что на этом пути его ждет лишь творческий тупик. Иронические и самопародийные мотивы, встречающиеся в тексте «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата», обусловлены борьбой против влияния британского автора. К сожалению, мнительность Лавкрафта в очередной раз сыграла с ним злую шутку — видимо, посчитав, что сама идея некоей воображаемой страны, «страны зачарованных снов», находящейся вне нашей реальности, вызовет стойкие ассоциации с книгами лорда Дансени, он даже не попытался опубликовать свой роман. А зря — итоговый вариант «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата», несмотря на все дансенианские аллюзии, оказался сильной и оригинальной, чисто лавкрафтовской вещью.

Лавкрафт скептически оценивал поздние произведения лорда Дансени, не одобряя его стремления к бытовым подробностям и уж тем паче — к созданию чисто реалистических текстов. Ему казалось, что новые книги британского писателя стали более жесткими, черствыми и бездушными. И все же окончательное мнение Лавкрафта о человеке, несколько лет бывшем для него безусловным авторитетом и примером для подражания, звучало по-прежнему восторженно: «Однако никакой пересказ не в силах передать даже малую толику всевластных чар лорда Дансени. Его фантастические города и неслыханные обычаи описаны с той уверенностью, которая отличает мастера, и мы трепещем, словно сами принимаем участие в его тайных мистериях. Для человека, одаренного богатым воображением, он — талисман и ключ, открывающий богатые сокровищницы грез и фрагментарных воспоминаний; так что мы думаем о нем как о поэте, который из любого читателя творит поэта» [123] 123. Там же. С. 434. .

Лавкрафт не знал (да и не мог знать), что вскоре после смерти матери в его жизнь войдет главная и, судя по всему, единственная любовь. Он старался жить как и прежде, не давая горю окончательно его сломать, забивая кошмары реальности мелкими страстями и интригами любительской журналистики.

С 1920 по 1922 г. Лавкрафт оставался официальным редактором в ОАЛП, но в 1921 г. у него резко ухудшились отношения с тогдашним президентом ассоциации Идой Хотон. Дело дошло до обвинений Лавкрафта в хищении взносов, которые внесли члены ОАЛП за публикации в «Юнайтед Аматер». Во вздорные наветы никто не поверил, но Лавкрафту, и так балансировавшему на грани нервного срыва, история попортила немало крови. На происки Хотон в конце 1921 г. он ответил злой стихотворной сатирой «Медуза. Портрет», где вволю поиздевался и над нравом президентши ОАЛП, и над ее тучностью.

Жизнь Лавкрафта в мирке любительской журналистики уверенно подходила к концу. Ему становилось здесь слишком тесно. Однако напоследок этот мир подарил ему встречу с женщиной, радикально изменившей всю его жизнь.

Лавкрафт познакомился со своей будущей женой на съезде журналистов-любителей в Бостоне в 1921 г. Соня Хафт Грин входила в состав нью-йоркской делегации, представлявшей местное отделение НАЛП. Несмотря на трения, существовавшие между двумя главными группировками любительской журналистики, Р. Кляйнер, приехавший вместе с Соней, поспешил представить ее Лавкрафту.

Еврейка по происхождению, Соня Шафиркина родилась 16 марта 1883 г. в местечке недалеко от Киева. После переезда вместе с матерью Рахилью Хафт в Великобританию она взяла материнскую фамилию. Вскоре мать перебралась в США, а Соня осталась у своего дяди в Ливерпуле, где и закончила школу. В Штаты она выехала лишь в 1892 г., а в 1899 г. вышла замуж за Самуила Шекендорфа, который был старше ее на семь лет. (Позднее Шекендорф сменит фамилию на Грин, и, соответственно, Соня Шафиркина-Хафт-Шекендорф станет просто Соней Грин.)

Брак был несчастным. Самуил Грин был человеком тяжелым и, видимо, психически неадекватным, что не могло не привести к трагедии — в 1916 г. он покончил жизнь самоубийством. Судя по всему, молодую вдову, оставшуюся с четырнадцатилетней дочерью Флоренс, это не сильно огорчило. К этому моменту Соня уже работала в фирме «Ferle Heller’s», занимавшейся проектированием, изготовлением и продажей модной одежды. Она получала десять тысяч долларов в год, весьма значительную по тем временам сумму, и проживала на Парксайд-авеню. (Это улица в районе Флэтбуш (Бруклин), в те годы также вполне престижном.)

Все, знавшие Соню Грин лично, описывают ее как исключительную красавицу, с прекрасными темными глазами и волосами, и единодушно сравнивают с древнеримской богиней Юноной. Поэтому-то долговязый, с выпирающей челюстью Лавкрафт, страдавший психическими расстройствами и непонятными физическими недугами, не мог даже предположить, что «богиня» из Нью-Йорка им заинтересуется.

А между тем он произвел на Соню почти магическое впечатление. Ее поразили недюжинный ум и художественный дар, проявлявшиеся у Лавкрафта даже во время самой короткой беседы. Вернувшись в Нью-Йорк, Соня перечитала все его тексты, какие сумела найти, а затем решилась отправить фантасту письмо.

Завязалась достаточно оживленная переписка, в ходе которой Лавкрафт также оказался очарован восприимчивым умом и эрудицией Сони Грин. (К сожалению, после разрыва с мужем Соня сожгла все его письма, которых за годы набрался целый чемодан.)

Однако дальше восхищений в переписке отношения никак не развивались, и Соня, всегда поступавшая предприимчивее и эмоциональнее Лавкрафта, перешла в решительное наступление. 4 сентября 1921 г. она приехала в Провиденс, где и встретилась с будущим мужем. Лавкрафт явно обрадовался ее визиту, весь день показывал Соне достопримечательности города, а потом даже представил своей тетке Лилиан. Ему явно льстило внимание со стороны обаятельной и преуспевающей подруги из Нью-Йорка, но когда Соня пригласила его на обед, он все же ответил решительным отказом. Видимо, Лавкрафт боялся показаться в ее глазах если уж не нищим, то, во всяком случае, стесненным в средствах. Так в первый раз в отношениях влюбленных проявился жестокий денежный вопрос, позднее до предельной степени осложнивший их брак.

На следующий день Соня уехала в Нью-Йорк, оставив Лавкрафта в состоянии очарованной мечтательности и растущей влюбленности, немедленно отразившейся в его письмах.

Впрочем, связывало их не только укреплявшееся любовное чувство. В октябре 1921 г. Соня начала выпускать собственный любительский журнал «Рейнбоу», где в основном помещались произведения Лавкрафта и его друзей. К сожалению, в первом номере мы обнаруживаем не прозу Лавкрафта, а философское эссе «Ницшеанство и реализм», как и прочие его «философские» работы, претенциозное и невнятное. Его обрывочность и странную внутреннюю структуру можно объяснить тем, что это была просто выжимка из двух писем Лавкрафта к Соне, где он затронул тему философии Ницше.