Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена

Несколько человек упорно называют Мариновича русским, уроженцем Петербурга, но никак этого факта не доказывают. Русский, и все. И мне очень хотелось бы назвать этого удивительного юношу своим соотечественником. Он чем-то похож на толстовского Петю Ростова. Пятнадцати лет поступает в уланы, воюет, потом заканчивает летную школу, снова фронт. Юный Маринович быстро завоевывает славу блистательного истребителя. Почти все боевые схватки заканчиваются его победой. На счету летчика 18 (!) сбитых самолетов противника, о его храбрости слагают легенды. И не случайно. В личном деле, которое мне дали, сохранилась записка… Об аресте су-лейтенанта Мариновича за нарушение приказа: летчик слишком далеко забрался во вражеский тыл, преследуя противника… Этот юноша погиб трагически в самых мирных условиях — разбился при посадке на аэродроме в Брюсселе. Было ему всего девятнадцать лет.

Почему же, ссылаясь на французские архивные данные, мой корреспондент летчик Меос писал: «Родился 1 октября 1900 года в Санкт-Петербурге. Серб по национальности, подданный России…» Листаю личное дело. Вот копия свидетельства о рождении… Выдано мэрией 16-го округа Парижа. Нет, это не о рождении, а о родителях. Отец — Белизар Маринович, мать… Точно, русская! Агриппина Бронникова! А кем же она может быть?.. Оказывается, неточности встречаются и в личных делах военных. В некоторых документах дата рождения Мариновича 1898 год. Может быть, Петр, добиваясь принятия на военную службу, прибавил себе год-другой? К сожалению, нет биографии, написанной самим Мариновичем, а в анкетах — разночтения и ничего о России. Буду искать. Вернувшись в Москву, я полез в справочники «Весь Петербург». В 1895 году в Петербурге жило несколько Бронниковых: Дмитрий Павлович, Павел Константинович, Александра Юлиановна… Может быть, Агриппина дочь, сестра?.. Роюсь дальше. Есть и Маринович! Нет, Маринкович… Но любопытное пояснение: «Сербская миссия». Весьма обнадеживающее совпадение. Сын этого серба и дочь кого-то из Бронниковых?..

По тому же справочнику за 1917 год число внесенных в него Бронниковых даже увеличилось, да и перечислялись далеко не все, только занимавшие какое-нибудь общественное положение: чиновники, врачи, адвокаты, художники, архитекторы, домовладельцы… Но ничего интересного и тут найти не удалось. Отзовитесь, Бронниковы!

Перед отъездом из Парижа я получил документы и фотографии Федорова, копию бумаг Мариновича, а еще кое-что о замечательном летчике Павле Аргееве, уроженце Ялты. Поручик русской армии, он был предан за что-то суду, амнистирован, вышел в отставку, эмигрировал во Францию. С начала войны сражается в пехоте, командует ротой, батальоном, четырежды ранен, отмечен в приказах главнокомандующего за беспредельную храбрость. Оправившись от ран, кончает летную школу, воюет отменно, приезжает в Россию как капитан французской армии…

Вместе с Лешуа разрабатываем план дальнейших поисков, которые он обещает продолжить после моего отъезда. Пока ничего нет, кроме наименования части, где Аргеев служил. Нет ничего и об Александре Гомберге, погибшем под Верденом…

Материалы должны быть, русские добровольцы не остались незамеченными.

Известный французский летчик майор Брокар писал 20 мая 1916 года в газете «Матэн»: «…За то время, когда под мое командование прибыли русские летчики, я успел уже достаточно хорошо их узнать. Отличительная черта их характера — удивительная дисциплина и выдержка. Приказ командира для русского летчика сильнее всех его личных побуждений и чувств. Только живя на фронте, изо дня в день дыша атмосферой войны, можно вполне отдать себе отчет в ценности того, что называется дисциплиной. А русский авиатор пропитан ею, и это делает его совершенно незаменимым». Это уважительное отношение к русским воинам жило в сердцах французов. Оно умножено подвигами советского народа в годы войны с фашизмом, героизмом полка «Нормандия — Неман», храбростью советских людей — бойцов французского Сопротивления.

Цель моих поисков никому из французов, с которыми довелось встретиться, не казалась обращенной в прошлое. Живые нити связывали минувшее с сегодняшним днем.

Как-то утром ко мне в отель позвонил незнакомый человек, назвавшийся доктором Фосье. Узнав о поиске, который я веду, доктор Фосье предложил свою помощь, пригласил к себе, чтобы показать материалы по истории авиации.

Вместе с моим другом, корреспондентом советского радио во Франции Владимиром Дмитриевым, мы едем на улицу Жофруа. Нас сердечнейше встречает необыкновенно подвижный, темпераментный пятидесятилетний хозяин дома — лауреат парижского медицинского факультета, руководитель большой службы здравоохранения в одной из компаний.

Фернан Фосье никогда не был связан с авиацией. Его потряс полет Юрия Гагарина в космос. Не только сам факт, но и личные качества советского космонавта настолько завладели душой французского врача, что он стал собирать все доступные ему материалы о Гагарине. Так было положено начало огромной коллекции фотографий, документов о космонавтах, затем о военных летчиках, истории авиации. Не дав нам опомниться, доктор Фосье начал доставать с полок огромные картонные листы с наклеенными на них портретами Гагарина, Титова, Николаева, Терешковой… Листы с газетными и журнальными вырезками, папки с документами, книги. Особая гордость Фосье — фотография Леонова с автографом космонавта. Теперь он мечтает собрать автографы всех советских космонавтов, а также советских летчиков — героев минувшей войны, их биографии. До поздней ночи мы знакомились с коллекцией, так всю ее и не рассмотрев.

К следующей встрече Фосье приготовил мне несколько материалов о первой мировой войне, подарил книгу из своей коллекции о действиях французской авиации, выложил на стол уникальные авиационные издания той поры. Открывает пожелтевший номер журнала «Аэрофиль»:

— Это вам интересно?

Сразу бросается в глаза подчеркнутая красным карандашом фамилия Федорова.

— Конечно, интересно. Позвольте посмотреть…

— О-о, тут с продолжением, посмотрите дома.

И Фосье безжалостно вырывает несколько страниц.

— Что вы делаете?! — невольно вскрикиваю, пораженный его отчаянным великодушием.

— Ничего, вам нужнее. — И доктор продолжает вырывать страницы из последующих номеров.

Я уже боюсь отвечать на его вопросы: «А это вас интересует?», но Фосье, прекрасно понимая ценность даже малейшего упоминания о русских авиаторах, подкладывает мне все новые и новые листки… Разумеется, у нас завязалась переписка.

Пополняя его коллекцию, я отправил в Париж книгу Героя Советского Союза Натальи Кравцовой с дарственной надписью автора — рассказ о подвиге советских летчиц, фронтовые фотографии уникального женского полка — материалы, о которых так давно мечтал доктор Фосье. Подключился к поискам и старый инженер Георгий Отфиновски, некогда работавший в авиационной фирме «Кодрон», участник Сопротивления. Посетив Москву, он привез мне фотокопию документа, который я не успел отыскать в Париже.