Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Едем в аэропорт. Водитель Дима взволнован. Обсуждаем случившееся. Вокруг полный покой. Утренняя Одесса. В аэропорту все заняты своими делами, толпа, голод… Негде попить воды. Впечатление, что никому до этого нет особого дела. Хотя все уже слышали.

У открытой двери такси стоят мужики. Слушают сообщение… Таксист говорит: «Он еще сбежит, его надо поймать и расстрелять…» это он о Горбачеве. Остальные молчат.

Господи! Никаких надежд. Ничего не может быть в этой стране тупых и равнодушных людей. Полная тьма, незнание, непонимание, безграмотность.

19 августа 1991 г.

Слава богу! Нет, уже не та Россия! Не совсем та. Великие эти дни, так случилось, пережил у своих стариков, без конца перебегал от радио к телевизору…

Первый день (19-го) был совсем серым и безнадежным. Одна из первых бесплодных мыслей: профессия диктора телевидения — безнравственна. Вглядывался в серые остановившиеся (такие знакомые) лица, пытаясь прочитать… есть ли что-нибудь за маской… Может быть, я себе дорисовывал, мне показалось, что есть, мне казалось — им стыдно! Может быть, это было мне стыдно.

На такую быструю развязку, конечно, не надеялся. Я думал, что начнется надолго и кроваво… Все шло к этому… Однако уже на второй день появились проблески надежды. Здесь было интересно. Контакт с «низами», как у них все менялось, постукивая костяшками домино… От злорадной радости и радостного предчувствия чужой крови… к полному торжеству и личной победе… Поразительно, что они, кажется, искренне не помнят себя вчерашних… Здесь так много таких примеров… А сегодня с утра все уже просто герои… Были с отцом в бане с утра. Кино! Не описать. Только снимать можно. Теперь уже почти все единогласно матюками клеймят хунту и гадов заговорщиков… Сладостно парятся и весело клеймят во всех красках родного языка… Я сижу на верхней полке, потею, вспоминаю… утро, Одесса, первое впечатление о перевороте… И покорное тихое стадо… советских людей.

22 августа 1991 г. (!)

Проект «Достоевский».

В конце августа кончился очередной отпуск и начался творческий, заявление я написал еще раньше… Но пребывать в покое мне пришлось только пять дней. 5 сентября Васильев пригласил на разговор. Долго рассказывал ситуацию, сложившуюся в театре, плюс свое долговременное отсутствие в этом сезоне в связи с постановкой в «Комеди Франсез». Предложил выйти на работу. Он решил сам взять творческий отпуск. Создать режиссерский совет в составе: Альшиц, Скорик, Чиндяйкин, передать ему все руководящие функции и т. д.

Мы собрались тут же, распределили функции и т. д.

Тут же А. А. поручил мне проект с Тьерри Сальмоном.

Вначале я мало что об этом знал, и он тоже мало что мне рассказал.

Сальмон приехал в Москву 17 сентября (с Кармен). Васильев улетел 18-го в Париж на месяц.

Переговоры я вел уже сам и всю подготовительную работу (17–23 сентября). Группа Сальмона — 14 человек (6 актеров).

Отбирали наших актеров. Тут целая история случилась. Сняли малую сцену Таганки для работы. Проект был подготовлен, без всякой ложной скромности, отлично.

Работа — 6–26 октября. 24-го — открытая репетиция, 25-го и 26-го — показы. Банкет. 27-го утром отъезд всей группы в Италию.

Московская половина работы прошла нормально. В другой тетрадке полная запись тренингов и репетиций.

Месяц последний — напряженный, переполненный работой и размышлениями. Практически оставался один в театре. Васильев в Париже, Юра в Берлине… Скорик… редко появлялся и занимался своими делами.

Вчера во время банкета долго говорили с А. А. по всем проблемам, с которыми пришлось столкнуться.

Вероятно, 26 октября 1991 г., Москва

Последний день — 26-го. Начали открытую репетицию в 16.00, присутствовал весь театр (творческая часть). Репетиция удалась, по-моему. Главное, что все видно… Этот метод работает на результат тем, что «проявляет». Очень ясно проявляет.

В 20.00 начали играть. Закончили в половине десятого. Настроение у всех праздничное, приподнятое.

Банкет был тут же, на Таганке. Очень мило. Пьетро Валенти собственной персоной, два последних дня не отходил от нас. Прекрасный мужик. Наши деятели такого уровня мельче, как правило, и уж конечно, не такие красивые.

Вечер был, мне кажется, искренним и сердечным.

Расходились долго.

Потом еще выпивали с Монтами в гримерке, где и остался немного поспать, так как в 4 утра уже заказан был автобус на Таганку за вещами.

В 5 забрали наших голубей в «России», немного помятых. Погрузились без особых происшествий. В 7.50 вылетели «нашим» («Су-285») рейсом в Милан. 3 часа лета. Здесь пасмурно, прохладно. До Модены полтора часа на машине. Расселились. Пообедали в пиццерии. Итальянцы и бельгийцы на пару дней разлетелись по своим семьям, кто во Флоренцию, кто в Парму, кто в Брюссель и проч. У нас что-то вроде выходных. Вечером всей компанией ездили в какой-то ресторан. Хороший вечер. Валенти в роли хозяина великолепен.

Наша компания — пять человек вместе со мной: Лариса Новикова, Света Чернова, Люда Дребнева и Володя Рогульченко.

27 октября 1991 г., Италия, Модена

Прошло несколько дней работы. Расписание относительно легкое. Начинаем в 11.00 утра с тренажа (Моника), вокал (Патрик) с 13.30, обед, потом с 15.00 — Тьерри до 19. Последние два дня — до 23-х, с перерывом на ужин. Щадящее расписание, прямо скажем. По крайней мере нашим артистам нельзя так благополучно существовать. Сказывается… Такое расписание предполагает полную отдачу, полную трату во время репетиции. Требует присутствия спринтерского чувства, мы же приучены к многочасовой стайерской расстановке сил.

Состоянием (психологическим и рабочим) «нашей» маленькой труппы (русской) я недоволен. Это все опыт, но опыт «поздний». Вовремя решилась проблема с Козловым, я думал, что тот неприятный урок как-то отзовется во всех нас. Ненадолго. Нет.

В подготовке проекта, как теперь понимаю, основная забота уходила на техническое обеспечение. И, как теперь понимаю, это самая большая моя ошибка. С актерами почти никакой работы не было. Люди во многом не готовы к самым простым вещам. Даже смысл, концепция проекта, как выясняется, плохо понимается. От этого многие ненужные «сердечные хлопоты». Пробую «на ходу» поправить ситуацию. Но… Разговор уже в процессе — совсем другое дело, нежели «до». Сейчас надо собрать, поддержать, помочь найти силы и дойти до конца достойно. Другого пути сейчас нет. Все выводы, все решения потом. После дела. Вот на это нужно сейчас мне полностью определиться. Только на это.

А потом (если еще будет необходим такой опыт, такая работа), потом… потом… Все готовить заранее. Как теперь мне это ясно. Как упустил целую половину работы, и притом главную. И ведь были «звоночки», с тем же Сашей, это ведь не просто каприз случайный, это знак. НЕПОНИМАНИЯ… НЕ КОНТАКТА… И нужно было мне точнее анализировать и пользоваться свежим опытом.