Гэри Вайс - Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки

В традиционных политических, философских или социальных движениях закаленные бойцы вроде Бранденов считались бы ценным ресурсом, а их разрыв с Рэнд никто бы не принимал во внимание за давностью лет. Однако объективизм можно назвать каким угодно движением, только не традиционным. Институт Айн Рэнд, где по-прежнему все решает Пейкофф, продолжает относиться к Бранденам как к чудовищным предателям, хотя обвинения Рэнд против них были сплошной клеветой, и оба они остаются ярыми защитниками объективизма и трудов Рэнд. «Ему [74] Пейкоффу известно лишь то, что Айн порвала со мной. И это все, что ему следует знать. Я — воплощение зла. Или даже сам дьявол во плоти», — лаконично заявила Барбара. В пропагандистском фильме «Смысл жизни», выпущенном с одобрения Института Айн Рэнд, о Бранденах упоминается лишь мимоходом и весьма пренебрежительно. Об их участии в общей истории было решено умолчать. И это не случайность. Создатели фильма были допущены к архивам института на том условии, что они не станут брать интервью у Бранденов и постараются не упоминать о них в фильме. [75] 71 — Walker J. The Ayn Rand Cult. P. 193. Ни у одного из супругов не взяли интервью и для «Ста голосов» — устной истории, опубликованной Институтом Айн Рэнд в конце 2010 года. В нее вошли отредактированные расшифровки бесед со всеми, кто хоть как-то соприкасался с Рэнд, начиная с ее сестры, живущей в России, и заканчивая актером Робертом Стэком, чьи выступления на телевидении нравились Рэнд. И не было сказано ни слова от имени двух людей, сыгравших важнейшую роль в объективистской истории.

В самом деле, невероятно, что такой богатый источник сведений о Рэнд полностью игнорируется руководителями Института Айн Рэнд. По-моему, это отличный козырь для противников объективизма. Брандены занимают положение, доступное очень не многим из ныне живущих: они участвовали в движении объективизма с самых его истоков. До разрыва с Рэнд Натаниэль и Барбара Брандены были ее главными помощниками, а за ними уже следовали Пейкофф и Гринспен, занимавшие в рэндианской иерархии примерно одну и ту же ступень. Именно Барбаре и Натаниэлю Рэнд доверила в 1962 году составление хвалебной книги «Кто такая Айн Рэнд?». Как главный лектор Института Айн Рэнд Натаниэль Бранден стал эдаким Элмером Гантри от объективизма. И Натаниэль, и Барбара вместе с Рэнд выпускали объективистскую литературу. Натаниэль принимал участие в антологиях Рэнд, много писал для ее бюллетеня, а значит, являлся вторым по значимости автором рэндианской доктрины — после самой Рэнд.

Учитывая историю Барбары Бранден, мне не терпелось услышать ее мнение о возрождении интереса к Рэнд. Стороннему наблюдателю может показаться, что Рэнд никогда не была настолько популярна, как сейчас, — даже в те времена, когда достигла вершины славы, — после выхода «Атланта», в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Барбара со мной согласилась. В те времена, заметила она, многие объективизма чуждались: «То был период, когда идеи Айн были в новинку, их все осуждали — действительно все». Но теперь ситуация изменилась кардинально. «То, что происходит сейчас, весьма примечательно.

Айн приобретает все большее влияние, особенно в политике. Ничего подобного до сих пор не было. Ее влияние громадно. И оно повсюду», — сказала Барбара. И что, по ее словам, особенно примечательно, «долгие годы Рэнд игнорировали настолько, насколько возможно. Теперь все иначе. Ее невозможно игнорировать».

В первые двадцать лет их знакомства, когда Барбара входила в ближайшее окружение Рэнд, та была едва ли не парией. «Знаете, — сказала Барбара, — когда вышел „Атлант“, Айн была очень расстроена. Да, продажи оказались высокими и продолжали расти, а письма поклонников приходили пачками, но ни один из видных общественных деятелей не высказался в ее поддержку. Она переживала это очень болезненно. А сегодня видные деятели из самых разных областей говорят о ней повсеместно». И Барбара, эта изгнанная королева радикального капитализма, перечислила мне имена комментаторов канала «Fox», которые постоянно упоминают Рэнд, — с таким восторгом, словно принадлежала к числу новообращенных, а не отверженных.

Для Барбары причина воскрешения Рэнд очевидна: нация находится в плачевном положении. Люди ищут выхода из сложившейся ситуации, и видят в Айн Рэнд реальную альтернативу. В эпоху послевоенного благоденствия, когда «Атлант» только вышел из печати, ситуация существенно отличалась от нынешней. Профсоюзы были гораздо сильнее, и даже в правление Эйзенхауэра сохранялось куда больше уважения к традициям, либерализму, ценностям «Нового курса», чем сегодня, когда радикально настроенные «правые» критикуют все священные символы прогресса — от публичного радио до регулирования рождаемости и программы Medicare.

Рэнд была «страшно изолирована» на всем протяжении 1950-х годов, сказала Барбара, «и так продолжалось многие годы. Теперь ситуация иная». Барбара приветствовала наступление новой эры и была согласна с мнением многих последователей Рэнд, что та, пусть будучи не идеальным человеком, создала в высшей степени рациональную философию.

Возрастание интереса к Рэнд Барбара начала замечать во времена администрации Джорджа Буша. «Мне кажется, в то время люди окончательно лишились политических иллюзий, — сказала Барбара, — и осознали, что страна движется совершенно не в том направлении. Поэтому они начали выступать против либерализма, понимая, что пользы от него никакой». Затем избрание Барака Обамы, «страшнейшее бедствие для нашей страны», помогло Рэнд подняться еще выше. «Тогда-то, я думаю, катастрофичность либерализма и проявилась как никогда раньше».

Можно не согласиться с ее отрицательным взглядом на либерализм, однако в одном ее оценка чрезвычайно точна. Обама действительно открыто признавался в своем прогрессивизме, что, насколько я понимаю, должно было спровоцировать ответную реакцию. И спровоцировало. Имя ей было «Рэнд». Обама стал хозяином Белого дома в период самого страшного экономического упадка со времен Великой депрессии, и в этом упадке обвиняли его, пусть даже он много раз справедливо замечал, что все началось раньше. И хотя Обама убедительно выказывал себя вестником перемен, после 20 января 2009 года он восстановил статус-кво. И Барбара сказала мне: «Люди не могут не замечать, что с этим статусом-кво что-то не в порядке. Сильно не в порядке».

Уверен, Барбара говорила словами своей давней наставницы, утверждая, что в 2008 году финансовый кризис показал «людям, что нужно искать альтернативу сложившемуся положению вещей. Именно оно привело нас к депрессии, и мы не выйдем из нее, делая ровно то же самое, что делали до сих пор». Пока в прессе и в исследованиях кризиса, в том числе проводимых комиссией по расследованию его причин, в центре внимания остаются действия банкиров и промахи регулирующих органов, объективизм выигрывает и вырывается вперед благодаря ревизионистской истории кризиса, где вся вина возлагается непосредственно на правительство. Когда я осторожно высказал Барбаре стандартную точку зрения, что кризис, возможно, стал результатом неконтролируемого капитализма, она ответила, как ответила бы сама Рэнд: «Мы не видели неконтролируемого капитализма уже лет сто пятьдесят».