Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

В. Болдин:

— Я хорошо знал, что в ту пору он был здоров, ещё крепок, а что касается давления, атеросклероза, других сосудистых заболеваний, то их имеют практически все, особенно если любят сидеть в кресле и хорошо поесть. Мнительность по поводу своего здоровья была у него велика. В молодости он лечился в Железноводске и всё время заставлял врачей искать у себя то, чего не было и в помине. Имел он хороший аппетит и если от чего-то воздерживался, то скорее по причине переедания, необходимости сохранения веса. Раза два в неделю у него были «разгрузочные» творожные дни. Генсеку готовился специальный сметанный творог, и на этом надо было «продержаться» сутки. Но он часто не выдерживал. Заказывал себе кофе, который подавался с печеньем, выпечкой, бутербродами, конфетами, зефиром и пастилой. У меня складывалось впечатление, что вся эта игра в диету ведёт к тому, что вес набирает он ещё больший.

Увы, приезд провинциальной четы из захолустного пыльного Ставрополя не стал событием ни в политической, ни в интеллектуальной жизни столицы. Да и кто приехал? Краевой партийный функционер с двадцатитрёхлетним стажем работы в сельскохозяйственном регионе и краевой же доцент, написавшая кандидатскую диссертацию на тему жизни женщин-колхозниц. Однако честолюбивая чета о себе так не думала. Можно представить обиду и злость периферийной преподавательницы, вокруг которой не раздавались привычные по Ставрополю возгласы восхищения и лести. Несколько позже, став госпожой президентшей, периферийная доцентша выдала обидчицам по полной программе!

Р.М. Горбачёва:

— Сказать, что мы оказались в Москве в новой, непривычной для нас среде, атмосфере, — это сказать очень мало или вообще ничего не сказать. Не берусь судить об атмосфере, характере отношений среди руководства, коллег Михаила Сергеевича. Основываюсь только на собственном опыте и своих личных впечатлениях. А они связаны, конечно, прежде всего с общением с членами семей тогдашнего советского руководства.

Первое, что поражало меня, — отчужденность. Ты есть или тебя нет, ты был или тебя не было, — по лицам, тебя окружавшим, этого было не понять. Тебя видели и как будто не замечали. При встрече даже взаимное приветствие было необязательным. Удивление — если ты обращаешься к кому-то по имени-отчеству. Как, ты его, имя-отчество, помнишь? В общении часто претензия на превосходство, «избранность». Безапелляционность, а то и просто бестактность в суждениях.

В отношениях между членами семей поражало зеркальное отражение той субординации, которая существовала в самом руководстве. Помню, как однажды я выразила вслух недоумение поведением группы молодёжи. Моей собеседнице стало плохо: «Вы что, — воскликнула она, — там же внуки Брежнева!» Встречались мы, женщины, в основном на официальных мероприятиях, приёмах. Редко — в личном кругу. Но и на встречах в узком, личном кругу действовали те же правила «политической игры». Бесконечные тосты за здоровье вышестоящих, пересуды о нижестоящих, разговор о еде, об «уникальных» способностях их детей и внуков. Игра в карты. Поражали факты равнодушия, безразличия. Не могу подобрать слова — потребительства? Ну, вот такой факт. На одной из встреч на государственной даче в ответ на мою реплику детям: «Осторожно, разобьёте люстру!» — последовал ответ: «Да ничего страшного. Государственное, казённое. Всё — спишут».

По словам Раисы Максимовны, так отвечали взрослые. Прислуга или члены Политбюро? Скорее всего, прислуга. Но ведь она во все времена была циничной и развращённой.

М. Горбачёв:

«8 марта 1979 года по традиции устроили очередной правительственный приём. Все жёны руководителей выстроились при входе в зал, чтобы приветствовать иностранных гостей и соотечественниц. Раиса Максимовна встала там, где было свободное место, нисколько не подозревая, что тут действует самая строгая субординация.

Одна из «главных» дам — жена Кириленко, рядом с которой оказалась Раиса Максимовна, обратившись к ней, без стеснения указала пальцем:

— Ваше место — вон там… В конце…»

A. Коробейников:

— Общение с Раисой Максимовной всегда было в тягость: слишком много неестественности, слишком много напускала она на себя «философского тумана». И когда Горбачёв говорит, что она так и не смогла найти себя в весьма специфической жизни кремлёвских жён, это правда. Но не вся правда. То, в чём упрекает Горбачёв этих жён, характерно и для самой Горбачёвой. Высокомерие и высокопарность первой леди отпугивали жён членов Политбюро, да ей и не нужно было их общество, так как держать дистанцию — давнее правило Горбачёвых.

B. Болдин:

— Никогда, ни раньше, ни позже, я не испытывал желания сидеть с четой Горбачёвых и ужинать в их кругу. Это были обычно вымученные сидения, хотя не могу сказать, что кто-то из них когда-нибудь был негостеприимен. Раиса Максимовна старалась постоянно угощать, но что-то мешало чувствовать себя легко и раскованно. Не раз я слышал и от других, что между четой и гостями висел незримый занавес, царила неприязненная аура, господствовала обстановка отчужденности, отсутствовала простота в отношениях.

Выезжать за границу Горбачёв начал задолго до его избрания генсеком. Первый раз это произошло в 1966 году, когда он посетил ГДР, потом Болгарию, Чехословакию. Побывал во Франции, взял в аренду автомобиль марки «Рено» и вместе с Раисой Максимовной проехал свыше пяти тысяч километров по дорогам Франции и Италии. После этого он совершил много других вояжей.

М. Горбачёв:

«Пожалуй, самой трудной была поездка в Чехословакию в ноябре 1969 года. В делегацию вошли, в частности, Лигачёв, бывший тогда первым секретарём Томского обкома, и секретарь ЦК ВЛКСМ Пастухов. Предстоял обмен мнениями о перспективах молодёжного движения в Чехословакии. В момент нашего приезда там действовали семнадцать молодёжных организаций, и ни одна не признавала руководства КПЧ.

В канун Дня студентов мы оказались в Брно, там решили организовать нам посещение крупного завода. Когда пришли в цех, с нами никто не захотел разговаривать, рабочие на приветствия не отвечали, демонстративно отворачивались — ощущение неприятное».

В 70-е годы он также посетил Италию, Францию, Бельгию, ФРГ. В одном случае — в составе делегаций, в другом — на отдыхе по приглашению компартий этих стран.

A. Черняев(по дневниковым записям):

«Познакомился я с Михаилом Сергеевичем в 1972 году. Ему, тогда молодому секретарю Ставропольского крайкома, поручили возглавить партийную делегацию в Бельгию. Лето было страшное: всё горело. Москва вся была в торфяном дыму. Я любовался Горбачёвым, когда он «разъяснял» ситуацию у нас бельгийским коммунистам, яростно и красочно описывал «битву за хлеб» (вещь уже тогда мало кому понятная на Западе)… Казалось, его понимают без перевода. Он явно выделялся на фоне партийных вождей местного масштаба своей неординарностью, страстью — изменить, поправить, улучшить, организовать, «дать импульсы», «раскачать» людей. Мы проехали на машине по Бельгии, заглянули даже в Голландию. Сидели рядом, он почти не смотрел по сторонам, хотя, кажется, был впервые на Западе. Хватал меня за локти и «доказывал», «доказывал», как важно и нужно сделать на Ставрополье то-то и то-то. В Амстердаме, помнится, его не заинтересовали ни порношопы — их там полно, ни соответствующие фильмы. На один такой мы его затащили. Увиденное его смутило. Может, даже возмутило. Но он смолчал.