Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

А. Коробейников, ставропольский спичрайтер Горбачёва:

— Выводы, сделанные автором якобы с помощью социологии, а вернее, с помощью фактов, взятых из книг по бухучёту и из других колхозных журналов учёта (из пяти таблиц, приведённых в автореферате, лишь одну с натяжкой можно считать основанной на социологических данных), не только неточны, но порою просто наивны. Я думаю, Горбачёв в то время был намного информированнее и не мог не видеть этой наивности, но, хорошо относясь к жене, не придал значения её социологическим упражнениям.

Главный вывод, сделанный диссертанткой, можно было прочитать в то время в любой брошюре: внедрение и совершенствование социалистических обрядов и праздников является важнейшим средством изживания старых религиозных обычаев и традиций.

Из автореферата диссертации: «Анализ показывает, что в городах и районных посёлках края на 10 тысяч населения приходится 7,19 предприятий бытового обслуживания промышленного и 4,66 — непромышленного характера, 2,5 парикмахерских, 11,9 предприятий общественного питания, а в сельской местности соответственно: 4,54 и 3,87 предприятий бытового обслуживания, 1,4 — парикмахерских, 5,7 предприятий общественного питания». Оценивая эти и другие «дробные» социологические шедевры, диссертант обосновывает необходимость «скорейшего проведения работ по определению перспективных сельских населённых пунктов»» . Возникает вопрос: не Раиса ли Максимовна вдохновила Михаила Сергеевича на ликвидацию ставропольских хуторов и мелких деревень?

Р.М. Горбачёва:

— Сколько лет мы жили на Ставрополье, столько лет все основные покупки — я не говорю о продуктах питания — делались где-то: в Москве, Ленинграде, в поездке за рубеж. Словом, где удавалось. Как только командировка в Москву или ещё какая оказия, так составляется длинный список собственных нужд и нужд ближайших друзей. Список включал всё: книги, пальто, шторы, бельё, туфли, колготки, кастрюли, бытовые моющие средства, лекарственные препараты… Вы же знаете, как «любила» и «любит» Москва за это всех приезжающих…

Об этом списке поподробнее бы, Раиса Максимовна! Он ведь составлялся для хозотдела Управления делами ЦК, и не Михаил Сергеевич мыкался с ним по московским торговым точкам, отстаивая километровые очереди, а финхозотдел крайкома партии передавал в центр для исполнения. Специальная хозяйственная служба отоваривала список, аккуратно упаковывала заказ и отправляла Раисе Максимовне. Это мы, простые смертные, приезжая в Москву из провинции в командировку, брали штурмом столичные прилавки, чтобы порадовать жён. Я не могу представить, чтобы где-то рядом в многотысячной толпе, давившейся за женскими туфлями, с номером на ладони томился в очереди первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС или даже первый секретарь крайкома ВЛКСМ Михаил Сергеевич Горбачёв. Из рассказов его супруги следовало, что он занимался поисками одежды и обуви для неё так же, как миллионы простых советских людей.

М. Горбачёв:

«В январе 1962 года на отчётно-выборной конференции меня вновь избрали первым секретарём крайкома ВЛКСМ, а всего через несколько недель Фёдор Давыдович Кулаков позвал к себе и предложил перейти с комсомольской на партийную работу. Создавался новый институт — парторгов крайкома КПСС в территориальных производственных колхозно-совхозных управлениях. И в марте 1962 года я стал парторгом крайкома по Ставропольскому управлению, объединившему три пригородных сельских района: Шпаковский, Труновский и Кочубеевский. Отбору на должности парторгов придавалось настолько важное значение, что меня, как и других, в этой связи приглашали на беседу в ЦК КПСС».

Н. Поротов:

— В марте 1962 года М.С. Горбачёв был переведён на партийную работу. Бюро крайкома КПСС утвердило его парторгом крайкома по Ставропольскому производственному колхозно-совхозному управлению. Уж очень он приглянулся первому секретарю крайкома КПСС Ф.Д. Кулакову, который в нём видел способность проламываться сквозь стену и постоянно торопил в М.С. Горбачёве процесс созревания ломовой силы. Безусловно, Фёдор Давыдович имел на него большие виды, хотя, наверное, тоже видел, что его протеже не был лишён комсомольской прыти, слабостей в организации предметной работы.

Г. Горлов:

— Мы редко встречались, пока не вызвали нас в Москву: меня, Н.К. Скрипника — тогда первого секретаря Арзгирского райкома партии, и М.С. Горбачёва, первого секретаря крайкома комсомола. Начались организационные преобразования в структуре партийных органов. Шёл 1962 год. Н.С. Хрущёв предложил разделить партийные организации по отраслям и создать производственно-территориальные управления. Меня в ЦК утвердили парторгом Ставропольского крайкома КПСС по Изобильненскому управлению сельского хозяйства, Горбачёва — по Ставропольскому управлению сельского хозяйства, а Скрипника — по Будённовскому.

В Москве мы жили в гостинице ЦК ВЛКСМ «Юность», нас встречала машина ЦК комсомола. Горбачёв там был своим человеком. В ресторане гостиницы нас многое удивляло. Мы, сельские жители, не были искушёнными гурманами, консервативно относились к одежде, к поведению молодёжи. Горбачёв же, прожив в Москве пять лет, учась в МГУ, свыкся с этой жизнью, принял её.

Партийные органы — это не комсомол, где провинциальные работники открыв рот слушали выпускника главного вуза страны. На новой работе привычной самоуверенности Михаила Сергеевича слегка поубавилось. Один эпизод особенно больно ударил по его самолюбию. Он не забыл его и спустя сорок лет.

М. Горбачёв:

«Летом 1962 года на бюро крайкома обсуждался вопрос об Обращении ЦК КПСС и Совета Министров СССР к труженикам сельского хозяйства. Таких обращений тогда было бесчисленное множество. Со стороны заведующего отделом пропаганды и агитации И.К. Лихоты, о котором кто-то из его недоброжелателей запустил шутку: «мудр, как кирпич, падающий на голову», на меня вдруг посыпались упрёки в недооценке соцсоревнования и других подобных грехах. Я возразил — возникла перепалка. Кулаков предложил создать комиссию по проверке моей работы, а на состоявшемся 7 августа собрании краевого партийного актива Кулаков «выдал мне» сполна. Говорил о «безответственности в работе с Обращением ЦК», высказывался несправедливо, резко, грубо.

Я рвался ответить, но слова для выступления так и не получил. После этого эпизода некоторые коллеги стали посматривать на меня как на конченого человека. Каково же было моё изумление, когда работники аппарата крайкома со ссылкой на Кулакова попросили написать справку об опыте моей работы.