Джек Майер - Храброе сердце Ирены Сендлер

Мистер К. переслал Сабрине перевод письма Ирены, и она позвонила сразу же, как только смогла его прочитать.

– Мистер К., я хочу поехать. Еще не поздно?

– Сабрина, я никому не отдавал твое место. Твоя мама вместе с нами боролась за этот проект и гордилась тобой. Я думаю, она бы очень хотела, чтобы ты поехала. И Ирене будет тебя не хватать.

Вторая поездка к Ирене, как и первая, была наполнена спектаклями, интервью и экскурсиями. Сабрина старалась держаться, а если и плакала, то никто этого не видел. Лиз была рада снова оказаться в Варшаве, ведь на этот раз она уже немного ориентировалась в городе и знала несколько фраз на польском. Страх, который она чувствовала во время первого визита, теперь сменился любопытством и радостным волнением.

В конце одного особенно длинного дня Лиз рассказала Меган с Сабриной о разговоре с одной из бывших коллег Ирены по отделу социальной защиты.

– Она не спасала евреев. Она сказала, что ей было слишком страшно… все вокруг очень боялись. Но она знала о том, что делает Ирена. Она сказала, что никто в конторе об этом даже не заговаривал. Все молчали, и всем было очень страшно, потому что гестаповцы за такую информацию давали людям вознаграждение. Она сказала, что боялась за Ирену, потому что все в конторе знали, чем она занимается, а ведь любого из них могли в любой момент арестовать. – Лиз немного помолчала. – Я даже представить себе не могу, каково это, жить в страхе за свою жизнь изо дня в день, месяц за месяцем, долгие годы.

Лиз с Меган взяли интервью у основателя Жеготы, а ныне Министра иностранных дел Польши Владислава Бартошевского.

– Когда он организовал Жеготу, ему было всего 19, – рассказывала Меган Мистеру К. – Он почти год провел в Аушвице и чудом вышел оттуда живым. Он рассказал нам про систему связных. В основном это были совсем молодые женщины. Очень многих арестовали, пытали и казнили. То же самое нам говорила и Ирена… в большинстве своем ее помощницы были бездетными девушками. И лет им было чаще всего почти столько же, сколько нам… Мы слышим столько поразительных историй, но о них никто ничего не знает. А я уверена, что среди них есть такие же потрясающие, как история Ирены.

– Этим-то и важна ваша работа, – сказал Мистер К. —

У каждого есть прошлое. Но люди унесут его в могилу, если мы не найдем и не запишем их рассказы. Это и есть бессмертие.

Ведь мы, люди, по сути своей не так сильно изменились с тех времен, когда сидели вокруг костров в пещерах и рассказывали друг другу всякие байки. Это наш способ познания мира. Именно в этом и есть суть истории.

– Как-то странно воспринимать это таким образом, – сказала Меган.

– Вообще какая-то дикость, – сказала Сабрина, – что все в мире может так быстро измениться. И к этому никак не подготовишься. Тебя просто лупит по башке.

После паузы Сабрина тихо, словно про себя, сказала:

– Да, так оно и есть. Совершенно неожиданно. Сейчас мне кажется, мама знала, что у нее что-то не в порядке с сердцем. И меня бесит, что она ничего не сказала. Она могла бы нас хоть как-то подготовить.

Меган попыталась обнять Сабрину за плечи, но та напряглась и отстранилась.

– А еще я страшно разозлилась на сестру во время похорон и вообще, когда видела ее с детьми. А на мою свадьбу мама уже не придет, с моими детьми не встретится, а они даже и не будут знать бабушку Лоринду.

Лиз, как никто другой, понимала эту злость. Ей хотелось найти для Сабрины слова утешения или дать какой-нибудь совет, но ничего путного в голову не приходило…

Наконец они встретились с Иреной. Во Францисканском приюте за стариками заботливо ухаживали монахи и монашки, и девочкам, наблюдавшим за тем, как они беззвучно проплывают мимо них в своих неподвластных времени одеяниях, казалось, что они очутились в средневековом монастыре.

Ирена пригласила девочек к себе. Она подозвала Сабрину поближе, и та уселась на ковер у ног Ирены и положила голову ей на колени. Ирена медленно покачивалась, словно убаюкивая Сабрину.

– Я никогда не пойму, – печально проговорила Ирена, – почему так происходит. Почему мне уже 92, а твоя мама умерла так рано. Почему погибло так много людей, а нам удалось спасти так мало. Когда перед нами встают все эти вопросы, мы словно маленькие дети. Все чувствуем, но почти ничего не понимаем.

Ирена взяла лицо Сабрины в свои ладони и пристально посмотрела ей в глаза. По лицам обеих текли слезы, и Ирена ласково гладила Сабрину по голове.

– Сабрина, Сабрина, поплачь вместе со мной по всем, кому пришлось слишком рано умереть.

Они долго сидели так в полной тишине, но потом Сабрина выпрямилась и вытерла рукавом глаза.

– Мама… – все еще всхлипывая, сказала она Ирене. – Она всегда говорила, что это самое лучшее, что я сделала в своей жизни.

Во время этого визита Ирена рассказала девочкам о Яне Карском, представителе Польского правительства в изгнании. Его забросили в Польшу в августе 1942-го, во время ликвидации гетто. Ему было дано задание – стать очевидцем геноцида евреев и потом передать собранные доказательства лидерам союзников. Подпольщики попросили Ирену показать Карскому гетто, зная, что она там прекрасно ориентируется, а потом переправили его в партизанский отряд под Львовом. Там он своими глазами видел, как убивают евреев на транзитных станциях по пути в лагерь смерти Бельжец. Он вернулся в Варшаву, где стоматолог удалил ему несколько зубов, чтобы получившиеся в результате опухоли сделали не таким заметным польский акцент, с которым он говорил по-немецки. Из Польши он перебрался в Берлин, а оттуда через вишистскую Францию в Марсель. Бойцы французского Сопротивления тайно перевезли его через Пиренеи в Испанию. Карский вез доказательства – у него с собой был ключ, в отверстии которого были спрятаны микрофильмы с тысячами документов. Через несколько недель он уже был в Лондоне. Он рассказывал обо всем увиденном и умолял союзников начать бомбить железнодорожные линии, ведущие в лагеря. Газетчики отказались печатать предоставленную им информацию, потому что никто не мог поверить, что такое может происходить в действительности. Не поверили ему и Черчилль с Рузвельтом.

Вернувшись домой, девочки бросились искать информацию о Яне Карском и его задании – рассказать о Холокосте сомневающемуся миру. Из Интернета они узнали о ежегодной Премии Яна Карского «За доблесть и сострадание», присуждаемой Американским центром польской культуры. Лиз с Меган немедленно номинировали на эту премию Ирену. К ним присоединились Бета Фицовска и Президент Всемирной Федерации еврейских детей, выживших во время Холокоста, Стефани Зельцер. Через три месяца Американский центр польской культуры присудил Премию Яна Карского за 2003 год Ирене Сендлер.