Дмитрий Володихин - Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок

Иной раз царь тратил на дальнее богомолье по полмесяца, а то и больше. Дальше Переяславля не забирался. Как видно, опасался расхвораться от долгого путешествия к великим северным светочам русского иночества — Кирилл о-Белозерской обители, Спасо-Прилуцкой и др. Ежегодно брел со всем великим крестным ходом, который устраивали у Новодевичьего монастыря 28 июня — в день празднования Смоленской иконы Божией Матери.

Лишь за несколько месяцев до кончины Федор Алексеевич рискнул длительной поездкой по тем монастырям, какие прежде не посещал. Добрался до суздальского средоточия святости и даже до ярославских обителей. Наверное, молил Бога о стремительно улетучивающемся здравии…

В смысле полной и безраздельной приверженности православию, любви к чинному быту монастырей, пристрастия к хорошему церковному пению государь Федор Алексеевич оставался таким же русским человеком, как и подавляющее большинство его подданных. Сын отца своего, отпрыск старомосковского боярского рода, он благоговел перед мощами святых, почитал церковные святыни, не мыслил себя вне Христовой веры.

И если хотел Федор Алексеевич что-нибудь «реформировать» в старинных обычаях русского православия, то, может быть, лишь одно. Он стремился придать более благозвучия пению хора, без коего не обходилось никакое богослужение. А на эту сферу еще со времен его отца оказывала все большее и большее влияние малороссийская музыкальная традиция, весьма полонизированная. Ее не отвергал даже патриарх Никон.

Вот удивительное воспоминание современного историка Александра Лаврентьева: «В шестидесятых годах одним из первых моих приобретений были пластинки с записью хоровой капеллы Юрлова. Те, кто знает музыку, наверное, помнят: это было практически единственное издание древнерусской музыки, сделанное в советские времена. Так вот, я там нашел хоровое сочинение… и композитор — царь Федор».

Действительно, у государя имелся вкус к музыке, а вместе с ним — желание обновить древнее пение, пришедшее к нам от греков и записанное «крюками». Он собрал большую коллекцию нотных рукописей [59] Протопопов В. В. Нотная библиотека царя Федора Алексеевича // Памятники культуры. Новые открытия. 1976. Л., 1977. С. 119—133. , сочинил широко известное песнопение «Достойно есть». Царские нововведения прижились: «Яко же его величество и к пению был великий охотник, первое партесное и по нотам четверогласное и киевское пение при нем введено, а по крюкам греческое оставлено» [60] Татищев В. Н. История Российская. Т. 7. С. 175. . Что ж, тут видно, как малороссийская певческая традиция окончательно укоренилась в Москве. Это, надо признать, своего рода «малая интервенция» западной музыкальной культуры на территорию старомосковской [61] Собственно, европейские музыкальные пристрастия царя не вы глядели чем-то необычным, исключительным на фоне новых музыкальных пристрастий русского дворянства. Иноземец, посетивший Россию в 1676 году, сообщает: «У русских в церквах нет ни стульев, ни скамеек: они должны, или стоя, или на коленях, или лежа на земле, но никак не сидя, совершать свои молитвы и богослужение. Они не терпят в церквах ни органов, ни других музыкальных инструментов и говорят, что неодушевленные предметы не могут хвалить Бога; если им указывают на псалмы и на пример Давида, они говорят, что так было в Ветхом Завете, а не в Но вом. В домах, однако, у них и во время собраний бывает музыка. Но так как в кабаках и шинках, равно как и на улицах она служила для всякого разврата и непристойности, то, лет 25 тому назад, патриарх велел разбить все музыкальные инструменты кабацких игроков, кого встречали на улицах, а затем запретил русским музыкальные инструменты; пять полных возов их вывезли из домов, перевезли через Москву-реку и сожгли там. Однако и теперь еще среди вельмож много любителей музыки, которые держат польских музыкантов, обучающих их игре на различных инструментах, а также и пению» (Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. С. 540). . Но видеть в действиях царя расшатывание основ веры? Вот уж нет оснований. Предпочитая музыку, более близкую к европейской традиции, нежели к русской, во всем остальном Федор Алексеевич оставался приверженцем устоявшихся форм русского православия. Он не пытался переменить хотя бы «аз единый» ни в догматике, ни в канонической части, ни в текстах молитв. Батюшка его в этом смысле бывал куда как радикальнее…

Изменила ли хоть в малой степени эту его приверженность женитьба на Агафье Грушецкой? Можно сказать твердо: нет. Год супружества, счастливейший для Федора Алексеевича, сопровождался большими богомольными поездками. С сентября по декабрь 1680 года царь несколько раз выезжал на богомолье, и, помимо привычного Саввино-Сторожевского монастыря, выбрался в Иосифо-Волоцкий, а потом в Лужецкий — под Можайском. Это соответствует давно сложившемуся обыкновению государя каждой осенью по нескольку недель отдавать паломническим походам.

Царь и царица пожертвовали Успенскому монастырю в Александровской слободе икону «Святой Феодор Стратилат и великомученица Агафия». Тогда же, при Федоре Алексеевиче, здесь началось строительство нарядной надвратной церкви. Ее освятили в 1682 году в честь государева святого покровителя — Феодора Стратилата. А когда завершилось возведение нового собора в московском Сретенском монастыре (его также оплатил Федор Алексеевич), в иконостас его, на равном расстоянии от Царских врат, встали две иконы — святой Феодор Стратилат и великомученица Агафия. При молодом государе древняя обитель расцветает…

Когда царь не занимался державными делами, не ездил на богомолье, не писал стихи и не сочинял музыку, он следовал доброй привычке своих предков: проводил время в подмосковных резиденциях. Несколько больших сел, старинных царских владений, давно сделались местом отдохновения наших монархов, приезжавших сюда со всей свитой и ближайшими родственниками.

Федор Алексеевич и здесь не исключение. Как и отец, он любил бывать в Измайлове, Коломенском, Покровском, Преображенском, на Воробьевых горах. Обожал сады и, подобно прежним государям рода Романовых, везде устраивался домовито, уютно, с большим удобством. Если надо — добавлял садовых посадок, если надо — затевал новое строительство. На такое «домашнее» обустройство подмосковных владений Федор Алексеевич тратил деньги нещадно. Никаких новшеств и вместе с тем большое усердие по улучшению «наследства». Тут Федор Алексеевич не столько реформатор, сколько традиционалист…

Разве что, в отличие от Алексея Михайловича, он предпочитал Коломенскому Измайлово. Отец его завел тут пруды с рыбой, начал возводить храм и большой деревянный дворец, разбил сады. Устроил птичники. Наладил образцовое хозяйство. Сыну отцовских затей показалось недостаточно. При нем большое строительство здесь продолжилось: воздвигались новые хоромы, достраивался огромный Покровский собор, сооружалась домовая Иоасафовская церковь, появилась колокольня. Хозяйство же интересовало молодого царя гораздо меньше. Федор Алексеевич в большей мере стремился подчеркнуть природную красоту этого уединенного места.