Кирилл Хенкин - Охотник вверх ногами

Ведь что же получается — и муж, и любовник Марины Цветаевой — советские агенты! Не много ли? Так вы, чего доброго заявите, что другой ваш сослуживец, Лев Борисович Савинков, сын знаменитого Бориса Савинкова...

Нет, нет, разумеется! Конечно, далеко не все эмигранты были в таких делах замешаны.

Так, мой московский коллега, переводчик Константин Константинович Парчевский объяснил мне ясно, что его отец, писавший в газете «Последние новости», которую издавал Милюков, и в журнале «Иллюстрированная Россия» никогда ни в каких темных делах не участвовал.

И верно: разъезжая корреспондентом по странам русского рассеяния, он просто в дополнение к своим корреспонденциям в газету писал более подробные отчеты генеральному консулу СССР Тарасову, то есть Льву Петровичу Василевскому. (Это же не шпионаж! Просто Тарасов хотел знать, как живут русские эмигранты в Парагвае.) И, никого не убивая, заслужил все же право вернуться на родину. Когда немцы пришли в Париж, семья получила советские паспорта и через Германию, как Морис Торез, уехала в Россию. По приезде их посадили, но ненадолго, а лишь до приезда Василевского, который задержался в пути.

Все устроилось. Папа поступил в международный отдел «Огонька», старший сын Олег пошел вскоре служить в одну со мной часть, а потом в Четвертое управление. Должен был лететь с заданием в Югославию, но не улетел. Стал после войны работать редактором в издательстве иностранной литературы.

«Надеюсь, ты не будешь говорить дурно о нашей родине?»

А куда вы денете удавку на шее Марины Цветаевой?

Когда в Москве один друг предупреждал меня о трудностях и холоде жизни на Западе, я сказал, что все равно хочу умереть за воротами советского лагеря. Пусть никто мне не поможет, никто, по крайней мере, не будет мне вбивать в башку, что я счастлив.

Цена отъезда высока. Но она оправданна. Ехать надо хотя бы для того, чтобы не быть соучастником. Чтобы помимо своей воли, не превратиться в винтик, даже внутренне протестующий, исправно действующей, преступной и безнравственной системы.

— Его нужно понять, сказал дон А., кладя трубку на рычаг. — Компания «Петронор», которую он возглавляет, торгует с Советским Союзом.

Так сорвалась моя попытка взять интервью у Альфонсо Осорио, председателя недавно основанной правой партии Испании.

В Мадриде создано общество дружбы «Испания — Израиль». Основатель и председатель общества Макс Мазин отказался беседовать с представителем радиостанции, которую в Москве вроде считают антисоветской. Он, оказывается, тоже торгует с Советским Союзом.

Торгуют или надеются торговать с Москвой восемьсот банков, промышленных предприятий и фирм Испании.

По сравнению с операциями на западном рынке, оборот ничтожный. Но есть несколько деляг, сильно заработавших на сделках с Москвой. Глядя на них (к примеру, Продаг-Мендоза), другие нервничают и, боясь потерять выгодное дело, готовы на любые уступки.

А в США? Там множество деловых людей, ни черта не заработав на торговле с Москвой, ратуют за ее развитие, оглядываясь на мультимиллиардера Армана Хаммера, богатство которого целиком основано на дружбе с СССР.

Когда президенту Оксиденталь Петролеум Арману Хаммеру понадобилось создать в Лондоне свое переводческое бюро, то для руководства им и подбора персонала из Москвы приехала сотрудница так называемого Управления по обслуживанию дипкорпуса, филиала КГБ, наблюдающего через обслугу за дипломатами и иностранными журналистами.

Итак, с одной стороны, деловые люди и промышленники Испании, стихийно рвущиеся к подчас мифическим барышам, а с другой — партнеры, которые в каждой сделке руководствуются исключительно политическими соображениями, которые могут тянуть и ждать, отказываться от выгодных контрактов и заключать убыточные сделки, лишь бы укрепить свои политические позиции...

Прибавьте к этому, что вся торговля со странами восточного блока и с СССР в обязательном порядке идет либо через государственные торговые организации, либо через местные фирмы или банки, имеющие посредническую монополию и отчисляющие с получаемых барышей взносы в кассу местной компартии.

На таких посредниках зиждется отчасти финансовая мощь компартий Италии и Франции. Теперь начинает набирать в этом смысле силу и компартия Сантьяго Карилльо, самая еврокоммунистическая из западных компартий.

Это с одной стороны — со стороны, так сказать, капитала. А со стороны рабочего класса?

Когда я был в Испании, там одновременно проходило в среднем десять забастовок в день. Одни заканчивались, другие продолжались или начинались. Контролируемые коммунистами рабочие Советы, которые поддерживают теснейший дружеский контакт с ВЦСПС, могут в любую минуту сорвать всякое мероприятие правительства, направленное на подъем расшатанной экономики страны.

Таковы два рычага давления на страну. Но это не все. Мадридские газеты «Диарио-16» и «Информасионес» опубликовали данные о связи КГБ с баскскими террористами, о помощи, которую Москва им оказывает. В частности, «Информасионес» приводила фразу, которую одно высокопоставленное лицо в Москве сказало важному испанскому гостю:

— Если вы не вступите в НАТО и позволите нам использовать Испанию как трамплин для проникновения в Латинскую Америку, мы оставим вас в покое в Стране басков.

Газета «Известия» не нашла иного опровержения, как заявить, что никто в это не может поверить, ибо такие слова противоречат хорошо известной принципиальной позиции Советского Союза.

Пример Испании пленяет простотой и наглядностью.

Он наводит на риторический вопрос:

«Очень ли нужен в такой обстановке „полковник Абель“, переписывающийся с начальством через куриную ножку?»

И второй риторический вопрос:

При таком размахе операций не отошло ли получение информации, в известной мере, на второй план, уступив место борьбе за рычаги влияния, манипулирования странами, за определения их политической линии?

И еще (не вопрос уже, а констатация): везде и повсюду проникновение СССР носит массовый характер.

Если Запад, отставая от СССР на один-два хода, не может предугадать поступки Москвы, то нам, выходцам оттуда, ничего не стоит спрогнозировать будущее советизированного земного шара.

Лучше не жить!

Когда я начинал писать эту книгу, то хотел просто рассказать все, что знал о Вас, Вилли. Но одна мысль цепляет другую — как не задуматься над тем, что происходит в мире, в котором для Вас не стало места. Что происходит с той страной, которой Вы всегда служили и которая так Вас пугала в последние годы?

Где и в чем надежда?

А кто сказал, что она должна быть?